Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин

— Агент Мэри Стар! Сообщаю вам государственную тайну: этот кретин — я!

— Как?! Вы сами себя раскрыли? Но… зачем?

— А затем, чтоб сработал мой метод — «ловля на живца»!

В штабе русской мафии дети разных народов стоя приветствовали овацией Иосифа Виссарионовича Сталина, в образе которого на этот раз явился перед ними Артист. Он пережидал аплодисменты, потягивая трубочку. Потом поднял руку, и зал мгновенно стих.

— Я, конечно, не Гоголь, но как говорится в бессмертной комедии «Ревизор», к нам приехал агент КГБ!

В зале стояла гробовая тишина.

— Какие будут предложения, товарищи?

— Разрешите? — вскочил маленький носатый Кац.

— Слушаем вас внимательно, товарищ Кац.

— Я предлагаю сдаться!

Артист-Сталин пыхнул трубкой:

— Русские не сдаются, товарищ Кац!

Кац покрылся испариной. Огромный Шкаф похлопал его по плечу, Кац сложил руки за спиной и обреченно ушел.

Артист неслышно прошелся в мягких сапогах. Все, как кролики за удавом, следили, кого он изберет для беседы.

— А что думает… что думает… товарищ Хабибулин?

Толстяк Хабибулин поправил тюбетейку.

— Я думаю: нас уже ловило цэрэу-шмэрэу, фэбээр-шмэбээр, Интерпол-шминтерпол… Вах, пусть теперь нас половит кэгэбэ-шмэбэбэ!

Артист опять пыхнул трубкой, улыбнулся пронзительно:

— Мне кажется, товарищ Хабибулин… шмабибулин забыл, что такое КГБ!

Шкаф похлопал по плечу Хабибулина, тот снял тюбетейку и, тоже сложив руки за спиной, вышел.

— Мне кажется, товарищ Шкаф имеет конкретное предложение? — прищурился Артист.

Шкаф сказал с плотоядным оскалом:

— Я предлагаю тому хлопцу пару лишних дырок в голове!

— Интересное предложение… Но — преждевременное. Как думаешь, Лаврентий?

Усатый Цуладзе что-то ответил ему по-грузински. Артист тоже бросил ему несколько грузинских слов. А затем сообщил всем:

— Товарищ Цуладзе говорит: если рано убить, значит, нужно купить!

В храме шла служба. Среди прихожан советские и американские разведчики в штатском слушали торжественное пение и осеняли себя крестным знамением.

Генерал и Шеф стояли перед иконой с темным ликом и, крестясь, тихонько спорили:

— Это он!

— А я говорю: не он!

— Нет, он!

— А вот и не он!

Генерал обратился к молящейся старушке, указывая на икону.

— Скажите, бабушка, это Николай-угодник?

— Окстись, сынок! Это святая Мария Магдалина!

Генерал насмешливо глянул на Шефа. Тот вздохнул и привычно подставил свой лоб.

— Не здесь! — шепнул Генерал.

Они отошли в темный угол, и Генерал дал американцу шелобан.

Шеф печально считал:

— Раз, три, восемь…

К ним подошел молодой священник с кадилом, негромко сказал:

— Товарищ генерал, разрешите обратиться?

— A-а, капитан, — Генерал продолжал щелчки. — Как идет служба?

— Служу Советскому Союзу! Нынче окропили святой водичкой Высшую комсомольскую школу да крестили секретаря райкома.

— Хорошо. Есть проблемы?

— Архиепископ не присваивает мне очередное звание.

— Значит, не положено! — Генерал дал Шефу очередной шелобан.

— Чего не положено! — обиженно окал батюшка. — Вон Семенову мулла в мечети уж через год майора дал!

— Ислам — это есть тяжелый участок работа, — заметил Шеф.

— А здесь легкий? He-а, я лучше уйду в синагогу!

Рука Генерала в очередной раз зависла надо лбом Шефа, но при этих словах он развернулся и врезал увесистый шелобан батюшке.

Федя с тележкой для покупок шел по супермаркету, сияющему неоновым огнем и изобилием продуктов: десятки колбас и сыров, розовые бока окороков и ветчины, красная, белая и еще черт знает какая рыба, пирамиды апельсинов, связки бананов, грозди винограда и неисчислимые батареи винных бутылок.

Внимание Феди привлек знакомый голос:

— Это мафия! Я требую жалобную книгу!

Федя усмехнулся и пошел на голос — в дверь, над которой была надпись: «Вниманию вновь прибывших эмигрантов из СССР! Только у нас ностальгические товары для адаптации к американской жизни».

Находившееся за дверью представляло собой разительный контраст с тем, что находилось перед ней: задрипанное помещение, продавщица в грязном халате, конторские счеты и весы с гирями, а на полках — сырки «Волна», вареная колбаса в целлофане, банки килек в томате.

Посреди этого убожества митинговал дядя Миша с авоськой в руке.

— Я вам напишу! Я вам все напишу в жалобную книгу!

— Пиши, пиши, грамотный, — хамски отрезала продавщица.

— Чего шумим, дядя Миша? — спросил вошедший Федя.

— Вы будете свидетель! Это мафия! Вы думаете, здесь настоящие отечественные товары? Не-ет, они пишут «Волна», но запихивают туда французский «Камамбер»! Вчера я открыл банку кильки — там сплошной лосось! А колбаса? Написано «Молодежная»! Ха-ха! Это же чистой воды телятина! Где крахмал, где туалетная бумага? Нет, вы сами посмотрите…

Дядя Миша переломил палку колбасы и осекся — на колбасном изломе белел клочок бумаги.

— Ну вот, товар качественный! — засмеялся Федя.

Дядя Миша растерянно выковырял бумажку из колбасы и растерялся еще больше:

— Вы не поверите, но это — вам…

Федя взял бумажку. На ней было написано: «АГЕНТУ КГБ ЛИЧНО».

Потом он звонил из автомата.

— Клюнуло, Мэри, клюнуло! Я говорил: они сами найдут меня! Встреча сегодня в Лас-Вегасе, казино «Золотой Дюк». Я вылетаю, привет!