Казалось бы, даже не слишком сообразительная женщина должна была соображать, что эта задача в принципе невыполнима, что невозможно сотворить, извините, из дерьма конфетку.
Но женщина ничего не соображала и соображать не желала.
Она просто полагала, что это чудовище — не такое уж чудовище, что его заколдовала злая волшебница (возможно — предыдущая женщина), а на любое колдовство можно найти встречные чары.
Ладно, пусть эта история — из сказки. А вот вам — из жизни. Точнее — из телевизора. В студии при немалом скоплении народа в железной клетке сидит обнаженное, в одной набедренной повязке, чудовище. Оно воет, лает, рычит и даже пытается укусить за ногу человека.
Но любопытно не это — мало ли в жизни психов. Нет, любопытно совсем другое — тут же за столиком сидит вполне миловидная женщина, оказывающаяся женой этого чудовища. И она объясняет, что оно… то есть он… короче, ее муж — вовсе не псих и никакое не чудовище, а талантливый художник. Который в этой железной клетке объездил голышом полсвета, демонстрируя таким образом свободу человеческой личности.
Это вроде бы частный случай. Но это и всеобщая картина.
Каждая женщина где-то красавица, а каждый мужчина в чем-то чудовище (хотя, напоминаю, возможно, и без вины виноватое — это все происки злой волшебницы).
И вот, каждая красавица стремится превратить каждое чудовище в человека.
Правда, в русской народной сказке изложен и обратный вариант: благодаря мужчине-царевичу пучеглазая лягушка превратилась в царевну.
Но, во-первых, эта сказка — наша, русская, то есть ни на что в мире не похожая.
И, во-вторых, царевич все совершил случайно, скорее по недомыслию, нежели сознательно обращая болотное чудище в красавицу.
А вот женщина эту процедуру очеловечения совершает осознанно и целеустремленно, искренне веруя в ее возможность.
Впрочем, может быть, это тоже всего лишь ни на что в мире не похожая, наша, российская, такая уж на женском роду написанность?
Ведь, скажем, парижская красотка Эсмеральда и не думала отдавать душу чудищу Квазимодо, а страдала по красавцу-подлецу Фебу.
Я знаю, да и вы наверняка знаете, что множество симпатичных славных душевных женщин — одиноки.
Но я не знаю, да и вряд ли знаете вы хоть одного алкаша, бомжа, бандита или иного морального урода, у которого бы не было пусть не жены, так хоть какой никакой подруги жизни.
И эта жена или подруга твердо верит и надеется, что ее чудище рано или поздно станет человеком.
Только ни в коем случае нельзя сужать наши размышления до алкашей и бомжей.
Неисчислимы вполне респектабельные, хорошо одетые и неплохо зарабатывающие чудовища, которым ни в жизнь не стать бы людьми, не будь рядом с ними готовой на подвиг их преображения женщины.
Кстати, заметим, что далеко не все чудовища мечтают, да и просто согласны стать людьми. Многих их них вполне устраивает своя чудовищная жизнь. И они сопротивляются борьбе женщины за изменение их жизни, надеясь, что она поборется-поборется, да и успокоится.
Однако это их чудовищное заблуждение.
Если уж женщина за что-то возьмется, она своего достигнет.
Ей говорят: брось, он же просто последняя пьянь…
Но женщина отвечает: а знаете, какая у него после опохмелки хорошая улыбка!
Ей говорят: плюнь, он же просто последний душегуб…
Но женщина отвечает: а знаете, как он обожает птичек!
Ей говорят: забудь, он же просто последний тунеядец…
Но женщина отвечает: а знаете, какой у него гениальный замысел романа!
Эта святая вера женщины в то, что любое чудовище может стать человеком, потрясает своей необъяснимостью.
Нет, конечно, имеется популярное объяснение насчет того, что любовь зла — полюбишь и… Но не до такой же степени!
В общем, я пытаюсь — уже в который раз — постичь очередную тайну женской души. И не могу — тоже в который уже раз — ее постичь.
Наверное, эта великая тайна известна лишь самим женщинам.
Возможно, эту тайну знает, например, моя жена. Которая беззаветно и бессмысленно вот уже сорок лет пытается превратить в человека одно чудовище…
Как все-таки выручают нас классики!
У них припасены классические мысли и мудрые высказывания на все случаи и по любому поводу. Жизнь и смерть, война и мир, мужчина и женщина…
Последняя тема освещена классиками особенно подробно и разнообразно. Что неудивительно — ведь и сами классики так или иначе являются мужчинами или женщинами, и третьего тут не дано.
Потому-то они весьма активно и размышляли, и высказывались по самым общим и очень частным вопросам взаимоотношений обоих полов.
Возьмем, например, такое явление, как женский каприз.
Казалось бы, об этом не то что размышлять, а даже вспоминать страшно.
Но нет, бесстрашные классики не обошли своим вниманием и эту тему.
Николай Васильевич Гоголь высказался так: «Бели уж один бессмысленный каприз красавицы бывал причиною переворотов всемирных и заставлял делать глупости умнейших людей, что было бы тогда, если бы этот каприз был осмыслен и направлен к добру».
Размечтался классик!
Как это женский каприз может быть «осмыслен»?
Весь суть каприза — в его бессмысленности.