Ему надевали железный сапогИ гвозди под ногти вбивали.Но тайну не выдать измученный смог:Уста горделиво молчали.Расплавленным оловом выжгли глазаИ кости ломали сердито.Был стон, и струилась кроваво слеза.Но тайна была не раскрыта.Сидит инквизитор, бледней полотна:«Еще отпирается?!. Ну-ка!»Горящая жердь палачу подана,Готовится новая мука.«Сожгите! Но тайну узнайте вы мне —Пусть скажет единое слово».Шипит человеческий жир на огне,Но — длится молчание снова.Заплакал палач и бессильно сложилК работе привыкшие руки.Судья-инквизитор слезу уронил.Как выдумать лучшие муки?!Конвой зарыдал, и задумался суд.Вдруг кто-то промолвил речисто:«О ваше сиятельство! Пусть принесутСтихи одного футуриста.И пусть обвиняемый здесь же прочтетСтраничку, какую захочет…»Судья предложившему руку трясет.Палач, умилившись, хохочет.Велели — и книгу на стол принесли:Такая хорошая книга…Измученный молча поднялся с землиВ предчувствии страшного мига.«Довольно! — сказал он. — Пытали огнем,Подвергли ненужным обидам.Я гордо и честно стоял на своемИ только твердил вам: «Не выдам!»Но если стихи футуриста читать —Нет: лучше ботинок железный…Какую там тайну вам надо узнать?!Пожалуйста — будьте любезны…»И выдана тайна. В глухой полумглеРассказана чья-то интрига.Свершилось. И грозно лежит на столеКровавая страшная книга…«Новый Сатирикон», 1913, № 24
Приятный собеседник
Набросок желчью
Мысли — как трамвайные билетики,Жалкие, от станции до станции.Говорит он много об эстетике,О Бодлере, Ницше и субстанции.Весь такой он чуткий и мистический.Весь такой он нежный и лирический.Не люблю его я органически,Я при нем страдаю истерически.Сколько он со мной ни разговаривал,Сколько ни прикладывал старания —Никогда его не переваривал,И на то имею основания.Я смотрю: за черепной коробкоюЭтой тли природою положенаСмесь трухи с изжеванною пробкоюИ какой-то слизью переложена.Ничего другого. Ни горения,Ни сердечных взрывов, ни сомнения.Ни тоски, ни страсти, ни мучения…Человек? Нет: недоразумение.От портного — брюки с заворотами,От брошюр — солидные суждения.От кого-то — фразы с оборотами,От себя — лишь ужас вырождения.Лучше жить пустыми небылицами,Углубиться в мерзость запустения,Чем возиться с этими мокрицами…Плюнь на них — хоть в этом утешение.«Новый Сатирикон», 1915, № 27