Лакей, увлеченный чтением, оторопел. У него забрали газету на самом интересном месте чтения. Он инстинктивно подался вперед и простер руку…
Но опомнился, встряхнулся, кашлянул, отошел на шаг, вскинул на разгиб руки салфетку и, не зная, что еще сделать, низко поклонился…
Что-то такое
Я зарабатываю немало, но почему-то часто выходит так, что денег нет. И в этот вечер, когда я был полон беспричинной радости, у меня было всего пятьдесят копеек. Хотелось есть. Мучительно. Но есть можно было только в кафе. Все остальное было закрыто. А на сумму в пятьдесят копеек в этом кафе можно было получить только порцию жареного судака.
Кафе было переполнено. С трудом я нашел за одним из столиков свободный краешек. Уселся. Решительно заказал порцию жареного судака и стал ждать. Минут через пятнадцать лакей принес требуемое.
Я так проголодался, что почти с дрожью схватил вилку.
Но тут произошло следующее.
Мимо столика, юля бедрами и кокетливо двигая локтями, пронеслась на высоких каблуках, шурша юбками, проститутка.
Кто-то окликнул ее, она резко — как раз около моего столика — повернулась и так несчастливо толкнула боком стол, что мой жареный судак, взвившись вместе с тарелкой на дыбы, полетел и плюхнулся об измызганный темный пол.
Все это произошло так быстро, что я сначала ничего не понял и продолжал сидеть с вилкой, глупо зажатой в руках.
Девушка смутилась. Отскочила, прижала почему-то руки к груди, посмотрела на меня, потом на бедный жареный судак и хотела что-то сказать, но не могла.
Тубы ее застыли печальной и смешной трубочкой, и в глазах было что-то такое — смущенное, милое, человеческое. что я поспешил сказать:
— Ничего, ничего, пожалуйста, не беспокойтесь!
Конечно, не происходи это в кафе, не беспокоился бы и я: я просто поднял бы рыбу и съел бы ее.
Но, к сожалению, это происходило именно в кафе.
Вокруг улыбались, кто-то за отдельным столиком, полупьяный, глупо заржал, и мысль об использовании несчастного жареного судака пришлось оставить.
Я ушел голодный. Есть в этот вечер уже не пришлось. Но, право, я не сердился. Не сердился не потому, что я добр, или великодушен, или деликатен.
Нет. В лице смущенной проститутки, в этих вытянутых смущенных губах было что-то такое необычное, до того не похожее на ее обычные ужимки, улыбки и гримасы. и это что-то было такое милое и хорошее, что я охотно позволил бы ей над любым моим блюдом произвести разрушительную операцию, подобную той, какую претерпел жареный судак, лишь бы опять увидеть на ее лице тогдашнее выражение…
Мне кажется, что за два раза это выражение не успело бы еще стать профессиональным…
В таком плохом кинематографе
Странное зрелище: в таком плохом кинематографе — такой известный скрипач! Неужели он играет здесь?
— Не может быть!
— Ну. конечно, он не играет. Он сидит в маленьком фойе.
— Все-таки непонятно: что ему здесь делать?
— Да. Непонятно. Мы зашли только потому, что живем близко, и потому, что дождь. А он?
— Может быть, и он живет близко?
— Не знаю. Но он ведь не смотрит картины. Он сидит в фойе. И как давно! Ты заметила, когда мы пришли — он сидел. И теперь, когда мы просмотрели программу, он тоже сидит.
— Странно. Его лицо беспокойно. Он как будто томится.
— Хочешь, подождем, посмотрим. Интересно. Сеанс ведь окончен.
— Хорошо. Подождем.
Садимся. Из зала выходит публика.
— А как он хорошо играет! Помнишь, на последнем концерте?
— Да. Великолепный скрипач! У него уже большое имя.
— Очень большое. И как он еще молод! Но что он делает все-таки в этом кинематографе?
— Какая ты любопытная! Подожди.
Публика вышла. Фойе опустело. Неловко было сидеть. Мы встали и медленно направились к выходу.
И видели.
К известному скрипачу подошла девушка-билетерша. Она улыбнулась, сняла передник, завернула в газету…
— Смотри, смотри! Он помогает ей.
— Смотри, как он оживился! Он смеется. Какой он милый!
— А она! И она милая. Она надела пальто. Смотри, она совсем не похожа на бедную билетершу.
— А он не похож на известного скрипача.
— Они похожи на влюбленных…
— Ах, так вот отчего известный скрипач так долго сидел в фойе такого плохого кинематографа…
— А знаешь, она милая, эта девушка!
Мы выходим и, несмотря на холод и мрак, молча улыбаемся и не чувствуем ни холода, ни мрака. На душе тепло. Как хороша жизнь!
Поучительная история об авторе авантюрных романов
У него была жена, маленькая, бледная, с острым, хищным носиком. Прежде чем писать роман, он говорил ей тему, и она одобряла.
Начал он литературную деятельность с небольшого романа на такую тему: у одной женщины был муж, которого она не любила, но притворялась любящей. Желая избавиться от него, она всеми силами помогала ему вести дела, и, когда он разбогател, она отравила его, переехала в другой город и, обеспеченная, зажила в полное удовольствие. Подозревать ее в убийстве никто не мог, потому что она никогда не ссорилась с мужем и была примерной женой.
— Недурно, а? — говорил писатель, самодовольно посмеиваясь. — Ловко скроено?
— Очень хорошо, — одобрила она.