— Нет. Этого больше у меня нет.
— Ладно, Валер. Я пошла. Хороший ты мужик был. Хоть и алкаш, но хороший. Полюбила я тебя. И вовсе не из-за этого. Понимаешь?
— А из-за чего?
— Сама не знаю. Душа у тебя хорошая, добрая.
Такая жалость вдруг на меня накатила, такая нежность заполнила, до самых потрохов. Почти как к Наталье… Ну, почему так устроено? Почему нельзя сразу двух любить? Чем они виноваты?
— Шурка, Шуреночек. Голубоглазенький мой, скуластенькая.
— Поздно, Валер. Поздно.
— Не поздно.
Вдруг меня осенила идея:
— А может, тебе… Тоже операцию сделать?
— Зачем?
— Станешь как я был, до операции. И тогда ты… То есть ты и я… Могли бы как раньше… Только наоборот. Ты понимаешь?
Ответа не помню. Так она мне сапогом врезала. По этому самому, что не зажило еще.
Неделя прошла, как мы с Лешкой не виделись, вот я к нему и пошел.
Лешку я застал в глубокой задумчивости. Перед ним стоял школьный глобус, он вертел его направо-налево, тыкал шариковой ручкой то в Уральский хребет, то в Японские острова, будто нацеливался для ракетно-ядерного удара. На глобус иногда садилась муха, но дело было не в ней. Если бы он по мухе хотел попасть, то бил бы мухобойкой, а не этим карандашом. У мухи тогда бы не было ни единого шанса в живых остаться.
Лешка не обернулся, когда я вошел, а когда сел рядом за обеденный стол и задел его локтем, уставился на меня, будто это не я, друг его сердечный, а неопознанный летающий объект.
— Здорово, товарищ.
— Здорово, Валер.
— Чем шарик тебе наш земной не нравится?
— Нравится, даже очень. Все думаю, как его от смерти спасти. Понимаешь. Валер. Если сдвинуть с орбиты…
— Ты сам, дружище, не сдвинулся?
Леха улыбнулся.
Улыбка у него была добрая, открытая. Как у актера Табакова.
— Понимаешь, Валер… Есть в туманности Андромеды звездочка, вроде Солнца нашего по всем показателям. Много-много миллиардов лет светить еще будет. Наше погаснет, а оно будет. Туда бы нам, Валер. Понимаешь? Лишний миллиардик будем вертеться…
— Кто это «будет»?
— Ну, не мы, конечно. Потомки наши.
Он опять улыбнулся:
— Не сумасшедший я, нет. Есть много способов туда добраться. Способ первый. Сверхтяжелое вещество взять…
— Откуда?
— Из черной дыры, и кинуть его сюда…
Он ткнул ручкой в Японские острова.
— …Центробежная сила вынесет нас с околосолнечной орбиты… И с жуткой скоростью понесет…
Лешка положил ручку на стол и вздохнул:
— Вот только загвоздка есть… Не пройдет ли это вещество сквозь Землю, как нож сквозь масло.
— И еще, — сказал я. — Есть загвоздка. Эти острова не наши, а Японии принадлежат.
— Об этом я не подумал.
Помолчали.
— Послушай, — сказал я. — А может, Лизуня? Может, она нас вывезет? Стакан двигает? Двигает. Если поднапрячься, может, и в Андромеду задвинет?
— Ты что, смеешься? Как это? Сама себя за уши? Как Мюнхгаузен? Ты что, Валер?
Он немного подумал, потом решительно сказал:
— Есть, правда, еще один способ. До туманности этой много, много световых лет, если по старинке ехать. Но можно и напрямую.
— Как?
— Мучить тебя не буду. Слыхал об искривлении пространства?
— Че-го?
Лешка вырвал лист из тетрадки сына. Поставил на нем шариковой ручку точку:
— Это наша Земля, наша Солнечная система.
В другом конце листа поставил другую точку:
— А это — Андромеда. Далеко до нее?
— Сантиметров двадцать.
— Дурак. Тысячи световых лет. Если лететь со скоростью света, нам никогда не долететь.
— А теперь?
Он перекрутил лист бумаги, так что одна точка оказалась строго под другой.
— А теперь это созвездие где? Почти рядом. Дошло?
— Нет, не дошло.
— Объясняю. Вот стоишь ты перед кривым зеркалом. Рожа у тебя — как с перепоя. Нос на лоб залез, рот на шею спустился. От уха до уха — полметра. А на самом деле в жизни не так. Ты — красавец. Недаром Шурка… не буду, не буду… В чем дело, спрашивается? Почему ты в одном случае красавец, а в другом урод? В искривлении пространства. В данном случае зеркального. И во вселенском масштабе такое. На самом деле с этой Андромедой мы почти соседи. Она совсем рядом. Вот в этой точке….
— С той стороны листа?
— Молодец. Чтобы эту ерунду преодолеть, пробить эту плоскость и перейти в другую, энергия нужна… тысячи атомных бомб. На всей нашей земле не хватит. Где ее взять?
— Откуда я знаю?
— То-то и оно.
И вдруг меня осенило:
— Димок, — закричал я. — Он танк немецкий поднял, электричеством нас обеспечил и с этой задачей справится.
— Думаешь, что говоришь?
— Думаю!
Лешка встал из-за стола и медленно прошелся по комнате. Как Сталин, когда его по телевизору показывают. Только без трубки.
Приблизился к окну, посмотрел на солнце. Обрадовался. Вроде Кремль за окном увидел. Затем вернулся, налил из чайника квас, отхлебнул. Кадык его подпрыгнул как пинг-понговский шарик.
— А что? — сказал он. — Чем черт не шутит? Может, не выйдет ни хрена, но попробовать можно. Судьба человечества решается. А? Все в наших руках.
— Да, — согласился я. — В наших. В моих, твоих и Димки.