— А с импортной курицей вы никогда не работали?.. Ну, в смысле повести или романа?
— С импортной трудно, — сказала «гримерша», — Они, как невесту, ее зафасовывают. Лежит в целлофане, к ней и не подберешься.
Сидим мы так, разговариваем душевно, и вдруг подходит сестра-хозяйка и подсаживает еще одного человека, молодого парня в кожаном пиджаке и джинсах.
— Привет, — говорит, — мужики. Ну?.. Как у вас кормят?
— Бульон с яйцом, — отвечаю я, — фирменное блюдо для тружеников искусства… Если вы, конечно, имеете к нему отношение.
И глазом подмигиваю. Мол, стесняться тут нечего. Он вроде бы понял и тоже подмигнул:
— Сколько лет в искусстве, такого не видывал. Оператор я. Со студии хроники. Только закончил картину из жизни китов.
— Китовое мясо напоминает говядину, — ласково улыбнулась ему гримерша. — Особенно в сильно замороженном виде.
— О чем это вы? Что-то я не совсем понимаю.
— А он мне нравится, — захохотал «писатель». — Слова лишнего не вытянешь. Переходи ко мне, ей-ей, не обижу!
— Мне нельзя, у меня три года…
— За что, если не секрет?
— После распределения.
— Квартир или автомобилей?
— Да нет же… после окончания ВГИКа.
— Ну вот что, — не выдержал я, — ты со своим «ВГИКом» нам голову заморочил. Или говори правду, откуда прибыл, или топай отсюда за соседний столик.
Парень смутился и удостоверение вытягивает, что он действительно со студии хроники.
«Писатель» вынул точно такое же. И еще два: нештатного корреспондента журнала «Быт» и литконсультанта фабрики «Ява». «Актер» из кармана свои три вытягивает, «гримерша» еще парочку присоединяет, и мы с женой поверх свои визитки кладем, отпечатанные на твердой глянцевитой бумаге.
Парень смотрит на образовавшуюся горку, медленно встает и идет к выходу. Странный какой-то, чокнутый. Похоже, что действительно из искусства. Одно меня только в нем настораживает. Если он из искусства, то как в Дом творчества путевку достал?
Я сидел дома и смотрел телевизор, когда неожиданно раздался звонок и в комнату ворвался приятель. По его лицу я сразу понял: что-то произошло.
— Ты знаешь? — закричал он еще с порога. — Я развожусь с женой!
— Успокойся, — сказал я. — Сейчас многие разводятся.
— Да. Но ты не знаешь почему?!
— А почему?
— Она… она… Ну, как бы помягче выразиться… Ну, в общем, она дальтоник… Вернее, дальтоничка!
— Послушай, — сказал я. — Ты меня, конечно, извини. Я не хочу вмешиваться в вашу личную жизнь. Но что это такое?
— Как?! Ты разве не знаешь?
— Нет, я ведь холостяк.
— Это не имеет значения. Это совсем другое. Не то, что ты думаешь. Это связано с глазами.
— С глазами?
— Да! Дальтоник — это человек, который не различает цветов. Ему что красный, что голубой, что фиолетовый в крапинку.
— Не может быть!
— Честное слово! Даришь ему розы, а ему кажется, что незабудки. Везешь отдыхать на Черное море, а ему все равно что на Белое!
— Так ведь это же хорошо! Вези его… то есть ее, на Белое, если ей все равно. Так даже дешевле.
Приятель вздохнул:
— Тебе хорошо… А я больше так не могу! Ты себе не представляешь, какая это мука — жить с дальтоничкой. Даже духи. Ей что «Белая сирень», что «Красный мак», что «Серебристый ландыш»!
— Постой, погоди! Ну это ты слишком. Духи ведь всегда можно понюхать.
— Как это?
— Очень просто. Открыть пробку и понюхать.
— А зачем?
— Чтобы запах узнать.
— Запах?
— Конечно. Ведь духи пахнут по-разному.
— Никогда не замечал… По-моему, они пахнут все одинаково.
— Одинаково?!
— Конечно!
— А как же ты тогда их различаешь?
— По цвету. Одни чуть желтее, другие чуть светлее.
— А запах?
— Что запах?
— Но ведь они имеют запах!
— Какой запах?! Чего запах?! Что ты пристал ко мне со своим запахом?! Я же тебе ясно сказал: все духи пахнут одинаково!
— Послушай, — сказал я. — Мне очень жаль, но у тебя что-то с обонянием… Дело в том, что духи имеют свой запах.
— Правда?
— Честное слово!
Приятель задумался:
— Ты знаешь, по-моему, она давно догадывалась.
— Вот видишь, как она тебя любит!
— Да, я здорово перед ней виноват…
Потом он посмотрел на меня и вдруг улыбнулся;
— Ты знаешь… По-моему, это все ерунда! Главное, что мы любим друг друга! А все остальное не имеет значения! У каждого из нас есть недостатки.
Он немного помолчал.
— Скоро у нее день рождения… Я сделаю ей подарок. Куплю телевизор. Она давно об этом мечтала. А в том, что она дальтоничка, есть даже свое преимущество.
Он подмигнул мне и добавил:
— Я скажу, что телевизор — цветной. Она ведь все равно не разбирается.
Кто такой Петр Семенович?
Трудно сказать. Он не Василий Иванович, не Павел Кондратьевич, не Дмитрий Христофорович, не Софья Марковна. Он — просто Петр Семенович.
И пусть должность его небольшая, не решающая. Пусть по утрам к его подъезду не подкатывает машина, он все же Петр Семенович.
Не всем он нравится, не все его любят. Его даже пытались «съесть». Но только ломали зубы. И, обнаружив свою ошибку, разводили руками: «Ай да Петр Семенович!» Однажды его попросили рассказать о себе.
— С какой это стати? — спросил Петр Семенович. А сам подумал: «Нашли дурака…»
И все же дурака такого нашли: я расскажу о Петре Семеновиче…
«На, почитай!»