Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский

Кормили вкусно, но не очень привычно. На первое — странный молочный суп. Или, вернее, простокваша, заправленная зеленью и чесноком. На второе — перец с какой-то сладкой приправой. Самым привычным оказался компот. Петр Савельевич с наслаждением выпил стакан и полстакана жены.

Несколько отяжелев от еды, они возвратились в свою пахнущую морем комнату, разделись и легли в стоящие друг напротив друга кровати.

Ветерок с моря надувал легкую занавеску, и она, раскачиваясь, задевала Петра Савельевича. А он лежал с закрытыми глазами и думал, что хорошо, наверное, вот так путешествовать по разным странам пароходами, самолетами, поездами. Останавливаться где придется, покупать что попало. И не две недели отпуска, а год или больше… Ему представились зеленые острова, пальмы, обнаженные коричневые девушки… Мысли его стали сбиваться. Но тут сбоку придвинулось горячее тело жены, видно острая пища ее расшевелила. И чернокожим туземкам пришлось уступить место своей более счастливой сопернице…

Когда Петр Савельевич проснулся, был уже вечер. Над его головой, в темном квадрате окна, перемигивались звезды. Он лежал на спине и смотрел через голову в черное перевернутое небо. Жена все еще спала. И съехавшая простыня обнажала нетронутые загаром формы.

Петр Савельевич взял зубную пасту, щетку, полотенце и пошел освежиться. Когда он направлялся в ванную комнату, то едва не столкнулся с белобрысенькой. По ее плечам медленно сползали капельки воды.

Она равнодушно прошла мимо, промокая себя полотенцем. Босые ножки прошлепали по лестнице вверх.

«Они живут, наверное, здесь», — подумал Петр Савельевич, и от этой мысли его почему-то охватило волнение.

Вечером он и жена гуляли по городу. По улицам, как во время демонстрации, двигала толпа народу. Толпа шла веселая, яркая. Заваливалась в магазины, пила вино, смеялась, целовалась.

Петру Савельевичу вдруг сделалось не по себе. Он почувствовал себя неуклюжим и лишним. И тогда он прибег к старому испытанному способу. Купил бутылку болгарской водки, отошел в сторону и прямо из горлышка сделал несколько жадных глотков.

На следующий день задул холодный колючий ветер. Море сделалось изжелта-зеленым. Разноязыкая толпа куда-то попряталась, и если б не стоящие вдоль тротуаров машины, могло показаться, что все разъехались по домам.

Петр Савельевич с женой долго завтракали привезенными из Москвы продуктами: сухой колбасой, домашними огурчиками, растворимым кофе. Потом жена убрала все со стола, и они отправились по магазинам.

Магазинчики мало чем отличались от наших. И в смысле обслуживания, и в смысле товаров. Но жена вдруг засуетилась, лицо ее покрылось испариной. Она лезла через руки и спины. Холеные немки только иронически посмеивались, глядя на эти ее действия.

Наконец она купила замшевую юбку. Модную, с пробитым дырочками узором. Шла ей эта юбка как корове седло. А стоила целых тридцать семь левов. Петр Савельевич чувствовал, как накипает в нем злоба. Напрасно жена суетилась, доказывая, что за такие деньги такую юбку у нас не купишь. Петр Савельевич только сильнее сжимал зубы, чтобы не высказаться при посторонних.

Они свернули в переулок. Петр Савельевич посмотрел по сторонам и, убедившись, что никого вокруг нет, дал волю чувствам. Да так, что перебегавшая дорогу кошка, услышав непривычные русские выражения, присела в испуге и кинулась назад, так и не осуществив своего намерения.

Глаза у жены набухли, Петр Савельевич не стал дожидаться ливня, пошел вперед, сворачивая в первые попавшиеся переулочки.

Между тем выглянуло солнце, стало жарко и празднично. Петр Савельевич неожиданно вышел к морю. Он присел на отполированное волнами дерево, поерзал задом, выбирая впадину поудобнее, и закурил, пытаясь остыть после ссоры с женой.

И вдруг он похолодел. Прямо на него двигалась абсолютно голая девица. Она равнодушно прошлепала мимо, и массивный бюст плавно покачивался в такт движению.

Петр Савельевич посмотрел по сторонам и понял, что все люди на пляже, которых он не разглядел вначале, были совершенно голыми. Они бегали, смеялись, разговаривали, словно не замечая своей наготы.

Справа от него, выставив напоказ могучие детородные органы, стоял пожилой мужчина. Заложив за голову руки, он подставлял всего себя солнцу. А чуть левее, в шезлонге, возлежала его супруга. Да так откровенно, в такой совершенно бесстыдной позе, в какой Петр Савельевич видел женщин только на непристойных открытках. Тут же сидел их сын и как ни в чем не бывало читал толстую книгу.

Петр Савельевич хотел было уйти, но в этот момент заметил белобрысенькую.

Она только что вышла из моря и, наклонив голову набок, выжимала волосы. Петр Савельевич видел всю ее целиком, от маленьких вздернутых грудей до пушистого треугольника.

Белобрысенькая дернула головой, откидывая назад волосы, и подошла к лежащему на песке бородачу. Тот радостно заржал, задрав вверх бороду. Белобрысенькая опустилась на подстилку и включила магнитофон. Бородач задергался в такт несущемуся из динамика биг-биту.