— Да замолчи ты! — толкнул его в бок мальчик.
— Сам замолчи! — заорал мужчина. — Сейчас вылетишь на кухню!
— Что?! — заорал мальчик.
Мы вышли в коридор.
Из кухни доносилось:
— Мариночка… Ну, Мариночка… Ну, красавица моя…
— Все, Валя! Все — понял?
Нина Николаевна сдернула с вешалки плащ. Пошли…
Из ее комнаты вышел мужчина с пустым чайным стаканом.
— Куда собралась?
— В школу, Миш…
— Какая школа? Сейчас будем ужинать.
— Гоо-ооол!!! — донеслось из комнаты.
Мужчина бросился обратно.
— «…футболисты ленинградского «Динамо» забивают второй гол и закрепляют успех…»
— Подожди меня, Вась. — сказала Нина Николаевна. Она вернулась в комнату.
Голоса в кухне становились все громче. Раздался грохот, треск… Морской офицер пулей выскочил в коридор. За ним гналась женщина в развевающемся халате.
— Чтоб духу твоего не было! Понял?! Все! Рожи твоей видеть не могу!
Хлопнула входная дверь. Офицер как бы прошиб ее своим телом.
— А ты чей?! — обернулась ко мне женщина.
— Я… ничей…
Она пронзила меня огненным взглядом.
— Ничей? Марш отсюда!
Она схватила меня за рукав и вышвырнула вслед за офицером…
Мы сидели с морским офицером Валентином на скамейке. Смеркалось. Валентин посматривал в сторону подъезда. Наверно, ждал, что жена успокоится и выйдет. Я тоже так часто поступал с папой.
Но она все не выходила. К нам подходили разные люди, куда-то звали Валентина, подмигивали, но он не соглашался…
— Хочешь со мной, Вась, в море пойти? Я постараюсь, с капитаном поговорю… А что нам терять?.. Ты одинокий, и я одинокий… Будем вдвоем жизнь коротать… Форму тебе выдадут, а не выдадут, сами сошьем. Там красота, Вась. Северное сияние!
Хлопала дверь подъезда: входили и выходили женщины с авоськами, мужчины с портфелями, детишки… Но вот Валентин напрягся — к подъезду шел красивый парень. Он легко помахивал чемоданчиком.
— А вот и этот чуловек! — сказал Валентин.
Он наклонился ко мне, и я впервые почувствовал залах спиртного.
— Вась. Будь другом. Глянь, что у нас делается…
Окна его квартиры выходили в садик. Перед окнами росли густые кусты. Я пополз на четвереньках между кустами и стеной дома. Было темно, из окон падали полосы света. Вот и его, седьмое по счету, окно…
Я осторожно приподнялся. Выглянул из-за самого края рамы.
Светил оранжевый абажур. Стол, чашки, куски хлеба… На диване разбросаны вещи… Закрылась дверца шкафа, и появилась Марина. В голубой сорочке… Она взялась за низ сорочки и потянула вверх… Я зажмурился и опустил голову…
Когда я приполз обратно, Валентин улыбался. Рядом стоял парень с чемоданчиком. Только теперь он был без чемоданчика, а с помойным ведром.
— Этот чуловек на Верке женился. С третьего этажа. Пока я в Баренцевом море плавал… Соображаешь?.. У нас про этот факт не сообщали…
Валентин хохотнул:
— Извини, Вась… Нам надо… по делу…
Он сунул мне помойное ведро:
— Отнеси Верке… Будь другом… Тридцать шестая, на третьем… Не перепутаешь?
Я вдруг ощутил на шее ключ. Он покалывал кожу. Я даже просунул под рубашку руку и оттянул его. Мне жутко захотелось им всем помочь. И Валентину, и Марине, и Верке… Нет! Не буду! Опять выйдет не так… Лучше не буду, хватит…
Я позвонил Вовке из телефона-автомата.
Через несколько минут он вышел. Мы прошли в сад, к баскетбольной площадке. Медленно, со всеми подробностями, я рассказал Вовке историю последних дней своей жизни. Показал ключ.
Вовка смотрел на меня, как на киноактера Кадочникова из кинофильма «Подвиг разведчика».
— Да-а, — сказал Вовка. — Может, с отцом посоветоваться. Как-никак генерал. Возьмет трубку, позвонит другому генералу… У них это просто… у генералов…
В тот момент мне тоже казалось, что просто. Вовкина лифтерша, несмотря на жару, вязала шарф.
— …А этого мальчика что-то давно не было, — сказала она.
Мы поднялись на четвертый Вовкин этаж.
Из соседней квартиры вышел спокойный мужчина в гражданском. И спокойная толстая женщина. Они не то ропясь вошли в лифт. Меня всегда поражали спокойствие и уверенность жильцов Вовкиного дома…
Евгений Никанорович был в пижаме. Высокий, альбинос. И почему все генералы большие? Их, наверное, боятся и раньше других присваивают звание.
Вовкин отец сел в глубокое кресло, сразу уменьшился в росте.
— Валяйте!
Когда я рассказывал Вовке, у меня выходило замечательно, я даже приукрашивал некоторые подробности, а здесь — оробел…
Сначала Вовкин отец слушал с улыбкой, потом интерес его пропал, он вежливо кивал головой, а когда я дошел до домоуправа, он вообще переменился, посматривал на меня холодно и враждебно… Я понял, что он не будет звонить другому генералу…
— Все это — бред, Вася. Чистой воды бред. В детские годы бывают вымыслы, фантазии. Но это слишком. Советую забыть. Особенно про последнее.
— А аппендицит? — спросил я.
— А что аппендицит? Нас всех семерых мать в поле родила…
Он взглянул на сына.
— И ты во все веришь?
Вовка засомневался. Его легко было переубедить.
Вовка смотрел прохиндейскими глазками то на меня, то на отца…
Я расстегнул рубашку.
— А ключ?! В идите ключ?!
— Ключ как ключ, — сказал отец. — Не знаю, где взял. На какой помойке…
Он встал.
— У тебя, сын, еще уроки. И второй тайм… Будешь смотреть?..