Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 52. Виктор Коклюшкин

Посейдон Максимович работал инспектором Крутовского уголовного розыска. Во время его дежурств краж и беспорядков почти не случалось. Разве попадется какой гастролер, наслышанный о необыкновенной физической силе Посейдона, но не знающий дни его дежурств: каждый первый и последний понедельник до обеда, вторник и среда (только четные) до 24.00, четверг, пятница с 12 до 16 на участке, с 16 до 22 — протокольная часть; суббота — день экспериментов, воскресенье — выходной или как получится.

Свершилось Посейдону только 24 года, а уж неинтересна была ему жизнь, особенно томительны были минуты наедине с женой, дома… Жена умудрилась устроить жизнь так, что главным у них в семье был телевизор. Жена все внимание отдавала ему, а мужа перебивала, даже когда он говорил «угу». И Посейдон Максимович Блох стал опасаться, что она вскоре родит маленький телевизорчик. Блох представлял, как он катит детскую коляску, а в ней — телевизорчик! Инспектор представлял ошарашенные лица прохожих, вежливые замечания родни: «А как похож! Вылитый папочка!», и его начинала колотить дрожь.

Рабом чувствовал себя Посейдон Максимович. Рабом, прикованным толстой цепью к… пустому месту.

Сколько раз он рисковал жизнью: лез на ножи, под пули… Ножи сгибались, пули рикошетили…

Жил Посейдон в том же доме, что и Петуховы (дом 5, корпус 3, 3-й этаж), на одной лестничной площадке. Раздражала постоянная возня в соседней квартире, и какая-то, как ему казалось, неуместная восторженность и нарочитая забота в отношениях друг к другу. Стенки в доме тонкие, бывало, освободившись с дежурства, сидит Посейдон с раскрытой книгой у стены, а сам не читает — слушает. Ждет, что вот-вот в голосе женском появится фальшь, в мужском — наглость или ложь, в детском — каприз. И кажется, вот-вот уже ласка и участие перейдут границу, вызовут недоверие, и разразится скандал, но…

С трепетом и злорадством ждал Посейдон Петра Ивановича в тот второй день. Хотелось ему видеть растерянность на лице испытателя зонтиков. Любопытно было Посейдону, как сложится теперь семейная жизнь соседа: отвернется ли от него жена? Будет ли уважать сын? Думал, если Петухов запьет, дать ему утром рубль на опохмелку: черт с ним, не жалко — тоже ведь человек!

Жена перед трельяжем примеряла капюшон, напевала басом: «Бродяга к Байкалу подходит, рыбацкую лодку берет…» Верный признак хорошего настроения. Сейчас, наверное, в постель потащит, думал Посейдон, внутренне напрягаясь. Человек необыкновенной физической силы, он в такие минуты никогда не мог справиться с супругой. Сейчас это вообще было ни к чему — он ждал Петухова, и, если честно, ждал не его унижения, а оправдания себе. Он смотрел на улицу… Он смотрел против солнца, и сначала ему показалось, что в конце улицы появились три богатыря. И только потом ошеломленно понял, что это — три человека с зонтиками! И средний из них, который повыше, — Петр Иванович! А двое по краям — его жена и… сын.

Они скрылись за углом дома. Посейдон выскочил на лестничную площадку и стоял там с открытым ртом. Вот хлопнула входная дверь, раздался смех, поцелуй… (это Зоя Павловна благодарно чмокнула мужа в щеку). Вот шаги все ближе, ближе (дом пятиэтажный, без лифта). И вот… Посейдон Максимович увидел их…

Человек необыкновенной физической силы, он изо всех сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. Все бушевало в нем: жалость и презрение к себе, ненависть к убогой жизни, восхищение Петуховым, жгучая к нему зависть и высокое торжество — что есть еще на Земле такие люди!

И понял тут Посейдон Максимович Блох, что не надо унижать великих людей до своего понимания, а надо подниматься, если и не до высоты их мыслей, то хотя бы до их мироощущения.

Всю ночь сидел он на лестничной площадке, курил. Жена дважды звала его, но он так цыкнул, что она первый раз тут же побежала плакать маме по телефону, а второй раз — собрала вещи и хотела уйти из дома насовсем, да вовремя спохватилась, что собрала вещи не свои, а Посейдона Максимовича.

Всю ночь Посейдон Максимович сидел на лестнице. Перед глазами мелькали картинки детства: вот мама несет его на руках… Вот примеряют ему первую школьную форму: рукава до колен, брюки длинны, даже если их натянуть до плеч, а папа смеется: «Ничего! Вырастет!»

Посейдон курил, смахивал ладонью слезы. Вспомнил первую брачную ночь. Как умолял жену оставить его в покое, он тогда готовился к зачетам в Высшей школе инспекторов. Он тогда искренне не понимал, как можно заниматься в постели любовью, если в это время где-то в городе крадется по темной улице вор, бандит караулит свою жертву за углом, а пьяный водитель садится в огромный самосвал?! Потом привык, конечно, а в первое время трудно было: обнимает жену, а мысленно там, на темной улице в засаде…