Был вечер, падал мокрый снег,и воротник намок.Сутулил плечи человеки папиросы жег.Он мне рассказывал о том,что в жизни не везет.Мог что угодно взять трудом,а это не возьмет.Он долго думал — все равноне знает, отчегоискусство любит, а ононе жалует его.Давно он сам себе сказал:зачем себе ты врешь?Пора понять, что Бог не далталанта ни на грош.Пора, пора напрасный трудзабыть, как страшный сон…Но, просыпаясь поутру,спешит к тетради он.И снова мертвые слова —ни сердцу, ни уму…За что такая вот судьба,зачем и почему?«Ну, мне сюда».В руке рука.Сказал вполусерьез:«Давай пожму ее,пока не задираешь нос».И, чиркнув спичкой, человекза поворотом сник.Я шел один, и мокрый снеглетел за воротник.1957
* * *
Все то, что было молодым.Стареет. Может статься,Умру почтенным и седымИ поглупевшим старцем.Меня на кладбище снесутИ — все равно не слышу —Немало слов произнесут.И до небес превознесут,И в классики запишут,И назовут за томом том.Что написал для вас я…Что ж, слава — дым.Но дело в том.Что к нам она всегда потом…Но почему всегда потомИ никогда авансом?Когда умру я в нужный срок.Жалеть меня не смейте.Я, может, сделал все, что мог.За много лет до смерти.Но если завтра попадуПод колесо машины,А то и вовсе упадуБез видимой причины, —Неужто даже в день такойНе пожалеют люди.Что не написанное мнойНаписано не будет?1957
ЗОЛОТЦЕ
Голову уткнув в мою шинель,авиационного солдата,девушка из города Кинельзолотцем звала меня когда-то.Ветер хороводился в трубе,а она шептала и шептала…Я и впрямь казался сам себеслитком благородного металла.Молодость — не вечное добро.Время стрелки движет неустанно.Я уже, наверно, серебро,скоро стану вовсе оловянным.Но, увидев где-то у плетнядевушку, обнявшую солдата,я припомню то, что и меняназывали золотцем когда-то.1958