Антология смерти

Нет, ну они все, как дети, честное слово. Суетятся, думают, что от них что-то зависит, организоваться пытаются. Лучше б делом занялись, чем на кухню бестолково всех жильцов сгонять. Бегают, не замечают, как квартира потихоньку уродуется. Вот уже и штукатурка в коридоре чернеет. А в комнатах что творится! Самое время газетами имущество от гари поукутывать, а они на Мамочкина набросились. Раз уж решили набрасываться, хоть бы в зеркало заглянули. Они же сейчас – что ведьмы. Одна в скошлатившемся халате, с бигудями в чёлке и зелёным кремом под глазами. Другая в развратных шортах и маечке легкомысленной. Обе при этом в копоти перемазанные и с глазами неврастеническими. Конечно, больной старик их испугается.

– Товарищ Мамочкин, да вы совсем спятили!

Окна мамочкинской комнаты выходят как раз в ту сторону, где полно дыма и копоти. И нечего Мамочкну в этой комнате сидеть – глаза режет. Он и сам бы рад к нам на кухню прийти, да не может встать с раскладушки. Потому что рюкзак за его спиной размером с самого Мамочкина. Напихал старик себе в рюкзак всякой помоечной гадости, а поднять не может. Сидит, отчаянно руками барахтает, и мычит от бешенства. Глаза на выкате, красный весь… Нас увидел, крестится и «Сгиньте!» кричит. Страшно даже подходить.

Но это мне страшно, а Волкова – она ничего не боится. Бросается к Мамочкину, болезненно щурясь от едкого дыма.

– Марина, что вы стоите, помогите же!

Я сначала подумала, что надо Мамочкину помочь рюкзак поднять, хотела возмутиться. А потом смотрю, нет, снимает Волкова лямки рюкзака с могучих мамочкинских плечей. А Мамочкин отмахиваться пытается.

– Да успокойтесь вы! – кричу я Мамочкину, параллельно стаскивая с него другую лямку рюкзаза, – Мы ж вам добра желаем! Пожар уже тушат, до нас огонь не дойдёт. Только дым. Не сгорит ваша помойка, не переживайте! Пойдёмте на кухню, вы ж задохнётесь здесь!

Отчаявшись стащить с плеча лямку, попросту отстёгиваю её от рюкзака. Мамочкин резко оборачивается и вдруг толкает меня в грудь. Да так, что я отлетаю в пыльный помоечный угол, по локоть вымазываю руку в чем-то слизком, ударяюсь плечом о какие-то ящики… От обиды и боли готова разнести всю эту мамочкинскую комнату на кусочки.

– Да вы что? – кричу, – Я вам помочь хотела, а вы…

Тут Волкова хватает с пола какую-то миску с водой и выливает её Мамочкину на голову, чтоб пришёл в себя. Он беспомощно моргает, но, кажется, возвращается в реальность.

– Это вы? – бубнит, – Ух… А я испужался…

– А ну на кухню идите, живо! – комнадует Волкова, – Сказали же вам, пожар отменяется, бросайте тут свои вещи. Быстро!

Мамочкин, кажется, что-то понимает и идёт к выходу. По дороге он хватает всякую мелочёвку и жадно распихивает её по карманам.

– Да бросайте вы это всё! – Волкова психует и переходит на крик.

– От сердца! – косит под вменяемого Мамочикин и делает пару коротких глотков из бутылька, – Я ж испужался ведь…

– А, – соглашаемся мы, – Лекарства берите, конечно. Взяли? Уходим!

Воля Мамочкина, он бы придумал еще пару десятков необходимых себе лекарств, лишь бы забрать любимые бутыльки. Но Волкова уже подталкивает старика к выходу. Бардак в комнате страшный, всё покрыто гарью и перевёрнуто вверх дном, дышать невозможно. Придётся потом помогать старику убирать. Жуть! Интересно – погорельцам, вроде нас, положена компенсация в лице общественных уборщиц?

Идя по коридору, Мамочкин всё время жалобно оглядывается на дверь своей комнаты.

– Мне бы ещё кое-что захватить, – почти плачет он.

– Идите спокойно, а то сейчас и это заберём! – Волкова кивает на оттопыренные карманы старого старческого пиджака. Она злится, что её довели до крика и от этого кричит ещё сильнее.

– Это от сердца! – поскорее пытается выкрутиться Мамочикин.

– Сколько ж у вас сердец! – наигранно смеётся Волкова.

Мамчкин не отвечает. Опускается на табуретку и крепко сжимает огромными кистями оба своих кармана, чтоб и впрямь не отобрали вещички. Глаза его полны губительной тоски по любимым помоечным вещам. Глядя на сумки соседей, Мамочкин болезненно вздыхает («все с вещами, а мне нельзя»). В складках его огромных отвислых щёк торчат маленькие беленькие полосочки. Кажется, Волкова облила его водой с приготовленной для жарки картошкой.

На кухне, между тем, новая беда.

Тараканов я не люблю настолько, что они уходили из любого помещения, где я жила. Силой своего отвращения, помноженного на тщательность распрыскивания отравы, я выжила этих тварей из самых потаённых уголков нашей коммуналки. Слава богу, соседи (все кроме Мамочкина) поддержали меня в этой борьбе и старались не оставлять грязи на подкормку возможных тараканьих возвращенцев. Но это касалось только нашей квартиры. Под нами находилось еще четыре коммунальных кухни. Четыре нормальные коммунальные кухни! Со скандалами из-за уборки, с немытыми плитами, и невынесенными вёдрами… И вот сейчас тараканы со всех нижних этажей решили переползти к нам.

В мгновение ока я оказываюсь на табуретке и не собираюсь слазить, даже если пламя доберётся до нашего этажа.