Антология смерти

Для дамы, так явно страдающей над своей внешностью, моя наигранная склонность к Артуру была явлением вполне возможным и объяснимым. Все женщины, по её мнению, занимались охотой на мужчин. И ревность в этом случае явление объяснимое и простительное. Поэтому, Лиличка забыла о своей на меня обиде. Окончательно уверовавшись, что я не претендую на капиталы Рыбки, она преисполнилась женской солидарностью. Погоня за хладнокровным Артуром, по её мнению, была занятием бесполезным, но заслуживающим уважения. Лиличка обошла вокруг огромный стол, присела на подлокотник моего кресла и с удовольствием принялась нашептывать всякие непристойности про Артура: «Спит только с проститутками. Сам признался. Говорит : «Во-первых, всё очень профессионально, во-вторых, ничем не мешает в жизни» Женат до сих пор не был. По мне, так это сущее извращение!» Я внимательно слушала, представляла себе это извращение в виде какого-то странного зверька, с удовольствием справляющего названную Лиличкой потребность (конечно же, слово «сущее» моё больное воображение воспринимало, как деепричастие), напрягала все мышцы, чтоб удержать серьёзное выражение лица и мысленно хвалила себя, что столь простым приёмом, как откровенность и обращение за помощью, обратила опасного врага в доброжелателя.

В то же время в коридоре Артур доказывал Рыбке, что наш маскарад был не «омерзительной предательской насмешкой», а красивой и тонкой дружеской шуткой. И что идею с маской придумала действительно я, и что это существенно придаёт мне весу. А если мы и переборщили немного, так ведь всё во благо общего дела. Ведь и тексты, что надо, и «девочка аэродинамическая», и вон, смотри, как они с Лиличкой сдружились… Артур паясничал, Генка постепенно таял, понимая, что во многом относительно меня был не прав и перечитывал тексты ещё раз.

– Спасибо, – сказала я Лиличке за просвещение относительно Артура. Между прочим, сказала совершенно искренне, потому что узнала много и впрямь интересного…

– Рад, что всё так решилось! – довольный Артур крепко жал в тот же момент Рыбкину руку, – Рад, что ты понял нас и оценил… Хорошо, блин, когда друг и финансист в одном лице!

Потом, чуть позже, подвозя до метро, в машине, Артур громок кричал, не стесняясь демонстрировать эмоции, и вообще ничего не стесняясь.

– Ура-а-а! Свобода-а-а-а! – он пихал меня макушкой в плечо, не выпуская руля, и демонстрируя чудеса шейной гибкости, – Ты, Маришка, хоть понимаешь, что произошло? Мы теперь – свободные люди! Мы теперь с глобальным финансированием. Мы теперь с одобренным проектом. Мы теперь такого наворотим… Поставим мир с ног на голову! Сделаем людям нормальную звезду – беспонтовую, человеческую, такую же, как они все, только по ту сторону телеэкрана. Это будет классный проект! Я уверен…

А кончилось всё тем, что я не имею права выражать эмоции, должна казаться неземной и брезговать жать звукорежиссёру руку. Тьфу! Ничего…

* * *

– Да. Изувечил, – продолжала звезда, сверля в глазах Артура сквозные дыры, – Мы шли на Одессу, а вышли к Херсону! – звезда, – Мы начинали с идей о свободе творчества, и подались в тиски законов попсы… Вспомни, как всё начиналось!

– Я помню, – Артур устало вздохнул, – Тогда ты меня предупреждала, что с тобой может быть тяжело, но я не представлял насколько… Успокойся, люди кругом.

Звезда изо всех сил зажмурилась и глубоко задышала. Её действительно нужно было прийти в себя.

Сдающие нервы демонстрировать не солидно. Понятно, что тут любой бы не выдержал: пресс-конференции, съёмки клипа, постоянные подмены и подлоги, запись альбома, получившегося хорошим, но совсем не таким, как хотелось звезде, атмосфера полной секретности, тщательно отрежиссированная фальшь… Всё это угнетало. Успехи не радовали – они несли новую волну популярности, а значит, увеличивали шансы, что ложь раскроется, и разоблачённая экс-звезда захлебнётся позором. От этого страха жизнь делалась жалкой. Но среди всего этого надлежало всё-таки умудриться остаться человеком… Впрочем, какая разница? Звезда не любила жизнь, но ей не оставили выбора. Звезда сломалась. Она тоже не верила в открытие второго дыхания и презирала сама себя за это. Но ей не даровали даже такую малость, как право на уход. Неудачная попытка самоубийства постыдной тенью истерии постоянно маячила в воспоминаниях. Она давила звезду догадками о собственной невменяемости и, собственно, именно она толкнула её когда-то на подписания контракта с Артуром…

– Не волнуйся из-за рабочих, – снизошёл до объяснения Цербер, – Они не догадаются, что ты – это ты. Они только что видели тебя в оранжерее.

– То есть как это? – в оранжерею, за всю свою работу с проектом, звезда так ни разу и не зашла.

– Сейчас увидишь, – Артур многозначительно приподнял правый уголок тонких губ и в два взмаха очутился рядом с бортиком. Звезда терпеть не могла эту его полунасмешку-полутик: Артур улыбался так всякий раз, когда собирался сообщить очередную гадость – ухмылялся с видом маньяка, предвкушающего употребление очередной жертвы. «Опять придумал что-то противное!» – почувствовала звезда.