Антология смерти

– Артур, почему ты не привлёк меня к разработке сценария? Мы вместе должны были решать, что будет показываться на больших экранах! – как-то я в очередной раз попыталась наладить обратную связь.

– Не капризничай. Нужно было написать всё за ночь. Я не счёл удобным тебя будить. Твоё дело – соответствовать сценарию. Моё – его писать.

– Но ведь мы договаривались о совместной работе?! Вспомни… Тем вечером! Ты говорил о команде…

– Это и есть команда. Каждый занят своим. Прости, мне нужно отлучиться ненадолго. Потом договорим.

Но на каждое «потом» у него возникало новое срочное дело.

– Артур, куда подевалась моя массажистка? – попробовала я в следующий раз, – Я не хочу иметь ничего общего с этой новой!

– Ты сама виновата, Марина, – голос его сделался тогда металлическим, и я перепугалась за Марину, – Не нужно обвинять нас в собственных промахах.

– О чём ты говоришь? Кого «нас»? Где она?

– Понятия не имею. Должно быть, уволилась… – он уже сменил тон и напустил безразличие на лицо. Я видела, что он врёт, и ничего не могла поделать…

– Уволилась с такой выгодной работы? Артур, ты должен рассказать мне правду!

– Ничего не знаю. Кто, кстати, сказал тебе, что я что-то «должен»? Кроме производственных, у нас нет друг перед другом никаких долгов. Ты же сама ведёшь себя, как главный баламут и бунтовщик. Откуда у меня возьмутся какие-то человеческие долги по отношению к тебе?

– Не меняй тему! Ты сказал, что я сама виновата… Значит, что-то знаешь…

– Марина, уже время, пора в зал. – прерывал Артур всегда, когда я находила аргументацию к своим требованиям, – Одевай голову, поехали!

И я одеваю, отстаю, еду… А что делать? Закованные в колючую броню взаимного недоверия, мы все – и Лиличка, и я, и Артур, и Рыбка, – слишком сильно зависим друг от друга, чтоб открыто скандалить и вредить делу. Я уверена, что Артур виноват в исчезновении Марины, но временно смиряюсь с необходимостью отступить.

Впрочем, я вру по поводу ненападения в открытую. Как-то раз я не выдержала и высказала всё прямо на репетиции. Более глупую постановку нельзя было себе представить! Более попсовую аранжировку песен нельзя было и предположить! О чём я честно сообщала Артуру, сначала с глазу на глаз, а потом, убедившись в отсутствии всякой реакции, и при всём персонале… Ребята из балета, видимо давно обученные этике работы со звёздами, мгновенно испарились со сцены. При любом накале, они исчезали, делая вид, что не замечают никаких напряжений и ничего не знают о них. Балетмейстер Палыч, взволнованной наседкой носился по залу и нервно похлопывал локотками, он тоже высказывался против некоторых моментов постановки, но Артур его не слушал. В этот раз, после того, как громко высказалась я, ожидались перемены. Но их не последовало. Ответ оказался противоположным желаемому. Артур вовсе не устыдился, не обратил внимание на недочёты, а попросту стоически бодро расхохотался и вежливо попросил меня впредь не вмешиваться в не знакомые отрасли… Балетмейстер мгновенно скис. Я собрала в кулак всю себя, выжала последние соки и заставила подчиниться.

На моих глазах гибнет проект, исчезабт люди (впрочем, пока только один человек), а я принимаю всё это по возможности спокойно, продолжаю работать, улыбаться по мере необходимости (она возникает не так часто, потому что большую часть рабочего времени я живу в маске) и напряжённо жду, когда уже закончится этот ещё не начавшийся концертный тур и у меня будет время остановиться, задуматься, переосмыслить и изменить своё положение.

Свинтус когда-то говорил, что единственный способ сохранить чувства в семье – каждому любить с полной самоотдачей, не считаясь, кто любит сильнее, кто сделал больше для семьи, и кто занимает более выгодную позицию во внешнем мире. Так же и в работе. Единственная возможность не развалить дело – каждому работать на полную катушку, делать всё от тебя зависящее, не завидовать успехам коллег, не обвинять их в недостаточном усердии, и, главное, не транслировать на работу личные отношения.

Единственное, что могу я сделать сейчас для Черубины, это с должной тщательностью выполнять все зависящие от меня куски работы, не обращая внимания на ошибки в Артуровских действиях. Всё-таки как тяжело не иметь права давать указания тем, кто не слушает советов…

* * *

Я валяюсь с ручкой и тетрадкой, старательно изображая человека, ведущего всё-таки дневниковые записи. Новый день настойчиво выцарапывает меня из постели, с медицинским скептицизмом выскребает, как едва зачатого младенца из утробы матери. В последний раз этим летом – из постели собственной, не гостиничной…