Антология советского детектива-13. Компиляция. Книги 1-14

И вдруг рука, протянувшая ей пенсионную книжку, дрогнула. Она подняла глаза, выплаканные, застланные горем глаза. И увидела лицо отца Юрия Коляды. Отец и мать. Отец убийцы и мать убитого.

Пенсионная книжка выпала из рук. У нее не было сил придвинуть ее к себе. Мужчина резко повернулся и пошел к двери.

Кто-то из сотрудников отнес ему и книжку и деньги домой. А через два дня она сама увидела на столбе объявление. Коляда сообщал, что срочно поменяет свое жилье на любой город, на любых условиях.

И ей опять выпало увидеть, и опять случайно, как через месяц ехал контейнер с вещами к станции, как следом за ним в такси покидал город старший Коляда.

Более ста тысяч жителей в Даугавпилсе. И не так уж часто на улице случайно встречаются знакомые. Город большой. Но этим двоим в нем было не разминуться. Суд продолжался. И он приговорил того, кто не хотел видеть падения своего сына, кто своим авторитетом отводил от него расплату за мелкие преступления и довел до великого, покинуть этот город.

А когда прошло два года и самая острая боль матери улеглась, и к ней пришли силы улыбаться людям, ходить в гости к друзьям и родне, она еще раз стала участником этого незримого суда, который творит жизнь, пока не смыты до конца на земле следы преступления. А эти следы не смыть ни дождями, ни слезами. Они живут, пока жива память.

Девчонка в клетчатом платье шла по скверу и катила перед собой коляску с грудным младенцем, своим первенцем. У девчонки было ясное лицо, а мальчишка в коляске спал. Мать шла навстречу и глядела на эту девчонку с коляской впереди как на свою далекую молодость. Пусть у тебя, девочка, будет все хорошо. Пусть растет твой малыш здоровым и умным. Дай бог тебе дождаться внуков и правнуков. И не дай бог пережить своего сына. Так думала мать. И вдруг девчонка, поравнявшись с ней, бросила малыша в коляске и подбежала к матери.

— Не виновата я, — заплакала она, — не знала я о его делах ничего. И вообще его не было в моей жизни.

Вспомнила мать: это бывшая невеста Юрия Коляды. Она поверила ей. Когда рождается новая жизнь, то, значит, прежняя, та, что была у этой молоденькой матери в клетчатом платье, сгорела без остатка.

3. ЗА ГЛУХОЙ СТЕНОЙ

Нажимаем кнопку. В ответ грохот механизмов, но дверь не открывается. Снова нажимаем, и опять этот лязг и грохот, а дверь ни с места. В третий и четвертый раз давим пуговку звонка, вызывая непрерывный грохот железных затворов. Наконец из-за решетки окна пропускной слышится голос:

— Да толкните дверь. Она уже четыре раза была открыта. — Потом произносит фразу, которая в этом месте звучит веще: — Здесь двери сами никому не открываются.

Колония для особо опасных преступников. Появляются дежурные офицеры. Мы идем по коридору, в котором через каждые пять метров сквозные решетчатые стенки, и от этого коридор просматривается насквозь. Автоматика работает четко, и наш путь по этому коридору на территорию колонии без остановок.

— Степанов знает, что с ним будет разговор?

— Да. Он предупрежден.

Он держится уверенно, говорит охотно, изредка кидая взгляды на дежурного.

— Когда закончится срок, мне будет тридцать два. Пожить еще будет время. Хочу вас заверить, сюда больше не попаду.

Он говорит это быстро, как бы предугадывая вопросы и облегчая нашу задачу. Если мы не пересматриваем его дело, не интересуемся прошлым, то, конечно же, нам надо знать, что он думает сейчас о своем будущем.

— Скажите, Степанов, за эти три года что вы думали о людях, которых вы били, душили, держали под страхом смерти?

Вопрос негуманный. Дважды даже за самое страшное преступление не наказывают. И все же от ответа на этот вопрос ему никуда не уйти. Этот вопрос будет в глазах людей, с которыми ему предстоит встретиться. Десять, сто и более раз он будет отвечать на него самому себе. Но пока еще это время не пришло. Суд над самим собой еще не начался.

— Я не помню этих людей. Я был очень пьян. И не помню, что делал.

— Но вы видели этих людей на суде. Если не помните, то знаете, как зверски вели себя с ними.

Он сжимает губы, взгляд гаснет, отвечает сухо, как бы отсекая дальнейшие расспросы по этому поводу:

— Это был не я. Когда человек пьян, это уже другой человек.

Дежурный по колонии капитан Иващенко вступает в разговор:

— Надо быть готовым, Степанов, что такие вопросы вам будут задавать в жизни не раз. И никто не поверит, что виновата была лишь одна водка. К тому же пьяный или трезвый — это всегда один человек.

«В беседах неискренен...» — это строчка из характеристики Степанова. Но в то, о чем он вдруг говорит, хочется верить.

— Я в этом вопросе с вами не могу согласиться. Пьяный и трезвый — это не одно и то же. Мне три года было, а я уже понимал, что у меня два разных отца — один пьяный, другой трезвый. Трезвый по голове гладит, конфеты из кармана достает, а пьяный бьет все вдрызг — посуду, мать, меня, если зареву громко. Помню, мы одного пацана во дворе изводили. Отца у него не было. Дразнили его, тумаков давали. Так что я тогда думал, что терзаем мы его за то, что ему лучше всех живется, — отца у него нет.