Антология советского детектива-14. Компиляция. Книги 1-11

— Вот мужика в общую упряжку тянут, — глухо говорит он, позевывая во весь рот. — Коллективизация — хто ж ее знае… Эти тракторы всю землю завоняют. Будет ли хлеб?..

Ставский отзывается желчно:

— Общих баб дадут, а мужиков, як тих жеребцов — в стойла.

— Брехня, мабуть, — тянет Захарченко и ухмыляется. — Жинку яку хошь… Хи-хи-хи… К бису! Хлеба досыта, а баба и своя надоедает…

— На митингах кричат: за рабочий народ. А на шахтах що робыться? Газами травят! Завалы устраивают. — Ставский теребит нечесаную бородку и холодными глазами вглядывается в собеседника.

Захарченко слышал о волнениях на шахтах. Он вздыхал и соглашался: да, непорядок!

— Слухай, мабуть, англичане войной собираются. На наших послов напали. Прикончат они большевичков!

А Илья думал по-своему: «Чего он сердится на власть? На готовое хозяйство пришел к Насте. Мужик ее награбил — в селе все знают. Пользуйся в свое удовольствие! Иное дело он, Захарченко. Брат против красных воевал. А его жинка с детишками — на шее… Вертись!..»

Ставский же, будто отгадав думки дежурного, спросил в упор:

— Що Карпо делает?

Захарченко поперхнулся дымом и закашлялся долго и надсадно. Отдышавшись, деланно подивился:

— Який Карпо?

А у самого мысли метались напуганными птицами: «Откуда узнал?» Брат Карпо тайком только вчера вернулся. Хочет повиниться. Терпежу нема: жинка с мальчишками измучилась. И самому обрыдло бегать…

Ставский неприятно засмеялся, растягивая тонкие губы:

— Ты що, не знаешь своего брата? Який в Крыму був. Ховается зараз в клуне. А ты утаиваешь бандюку!..

— Та набрехав хтось… Перший раз слышу…

— Брось, Захарченко, сам бачив.

Вдали загудел паровоз, Илья торопливо засветил ручной фонарь. Руки тряслись: вдруг Ставский сообщил в милицию! Что он за человек?.. Передать Карпу, пусть бежит… А куда он побежит?.. Горячий, напуганный — сразу попадется!..

Ставский вышел вслед за дежурным по станции и молча заспешил к почтовому вагону. Сонный раздатчик сунул ему в руки ведомость. Ставский расписался, приняв сумку с деньгами, тощую пачку писем и газет. Бросил все в дрожки, прикрыл попоной. Тронув вожжи, крикнул Захарченко:

— До побачення, Илья!

И покатил по пыльной улочке, растворяясь в темноте.

Настя стояла на пороге мазанки. Солнце освещало ее всю. Румяное со сна лицо, полные, сложенные на высокой груди руки — все дышало здоровьем. А на сердце не было покоя. Думалось: уедет Леонид за почтой и не вернется! И всякий раз так. Предчувствие угнетало…

Леонид вышел из-за хлева с охапкой свежей травы, положил ее в возок и застелил поношенным рядном. Пегая лошадка перебирала ногами, и Ставский похлопал ее по крупу:

— Стой, лахудра!

Оборотился к Насте:

— Вернусь поздно!

Кинул свое сухое тело в дрожки, и лошадь тронулась, помахивая коротким хвостом. Стукнул о колесо кнут.

Настя покорно, как привязанная, шла рядом. Глаза ее с грустью ласкали костистое, бородатое лицо Леонида. За воротами она оперлась на плетень, увитый буйным хмелем.

Пыль, поднятая колесами, закрыла повозку, потянулась серым клубом, скатилась в леваду и заволокла кустарники. Замер лошадиный топот…

Настя тяжело вздохнула, смахнув нечаянную слезу, и еще раз посмотрела в ту сторону, где скрылись дрожки. Пыль уже осела. Над кустарником парил ястребок. Она опечаленно пощупала свой округлый живот: под сердцем вздрагивало дитя.

И не видела Настя случившегося в леваде.

Из густых кустов на проселок выбежал колченогий мужик в постолах. Грязные онучи его были перекрещены серыми веревочками. Он поднял холщовую сумку над головой:

— Постой, чоловиче!

При Леониде в возке был денежный мешок. Почтарь опасливо вырвал из кобуры наган:

— Прочь с дороги!

Но мужик уже хватко держал пегашку за уздцы.

— Леонид, привет!

Ставский грязно выругался, пряча наган. Он узнал в мужике колченогого Щуся.

— Дурак! Мог пристрелить.

Колченогий обошел возок, забрался с ногами на рядно. Привалившись спиной к Леониду, чтобы видеть все сзади, распорядился:

— Трогай!

Дорога была пустынна, увиливала в глубокий овраг. Среди зарослей лещины и колючей акации Щусь промолвил:

— Поговорить треба.

— Говори! — настороженно промолвил Ставский.

— Долгий разговор. Если вечером у тебя? Не опасно?..

— О чем балачки?

— Тебе привет от дяди… из Херсона.

Ставский весь просветлел, услышав начало пароля, схватил Щуся за узкие плечи.

— И ему кланяйся. Тетка жива?

— Сердце болит, но шустрая.

Леонид тряс Щуся еще и еще, прижимал к груди. Столько пережито в ожидании! Щусь ловко спрыгнул в траву, пошел рядом с повозкой.

— Так условились?

— Приходи, Наум, после заката солнца. Три раза стукни — я встречу. Ты давно оттуда?..

Щусь растянул вывернутые губы в ухмылке.

— Вечером скажу. Баба надежная? Не побежит в ГПУ?

— Дура! Захочу — ноги оближет.

Наум согласно махнул рукой и скрылся в кустах орешника.