Антология советского детектива-14. Компиляция. Книги 1-11

Ставский разволновался: наконец-то! Посланец из Парижа оказался старым знакомым. Стал перебирать в памяти, о чем сообщить «туда». И не утешился. Чекисты загребли почти всех агентов. Ликвидировали банды. Сами селяне помогают вылавливать остатки. Из Бердянска сам едва унес ноги! Оружие пропало. Спекулянты засыпались. Фу ты! И мыслить стал по-воровски. Он, офицер гвардии!

Ставский заскрипел зубами и мерзко выругался. Ударил кнутом пегашку.

— Давай, стерва!

На станции обернулся с почтой быстро. Домой гнал лошадь кнутом.

По пути в магазине взял бутылку водки. От нетерпения скуластое лицо раскраснелось, во всех движениях — нервозность! Ставский растерял былую выдержку: постоянное напряжение, ежеминутная опасность разоблачения, очевидность провала заговора в Донбассе, долгое молчание парижских хозяев — все это истощило ум его и сердце…

Настя, издали увидев родной возок, поспешила навстречу. Открыла ворота, ввела лошадь во двор и стала распрягать ее. Пегашка, натерпевшись за дорогу от хозяина, пыталась цапнуть Настю за руку. Леонид похохатывал. Настя безмерно была счастлива, видя, может быть, впервые улыбающееся лицо Леонида.

Пообедав и вздремнув, Ставский ушел в огород и вернулся лишь к вечеру. Обратился к Насте:

— Дядько Охрим обещал товару на сапоги. Съезди-ка к нему, привези.

Настя готова была для Леонида хоть на край света идти. Без слов запрягла пегашку.

— Не засиживайся, ждать буду, — предупредил Ставский.

Настя — уж на возке, подобрала юбку и ласково отозвалась:

— Жди, мий голубь.

Ставский хорошо знал, что она сможет вернуться лишь к третьим петухам — до дядьки Охрима десять верст!

Щусь явился в полной темноте. На троекратный стук вышел Ставский.

— Где ты?

Осторожный махновец отмолчался, выглядывая из-за плетня. Вполголоса спросил:

— Жинка дома?

— Отослал.

Гость бесшумно пересек двор и на крыльце замер, прислушиваясь — нет ли голосов в хате, потом только юркнул в сени.

Ставский предусмотрительно заранее занавесил окна и накрыл на стол. В слабом свете семилинейной лампы поблескивали две бутылки. На сковороде шипела яичница.

Пили стаканами. Говорил больше гость, изрядно охмелев. Ставский же чем больше пил, тем заметнее бледнел и яснее обрисовывались его скулы, мрачнело костистое лицо. Слушал он со злобным вниманием.

Щусь говорил с придыхом:

— В Париже — цвет русского офицерства. Двадцать пять тысяч! И мы придем за головами большевичков! Придем!.. Знаешь, с братом Николая второго я на «ты». За девочками вместе волочились…

— Какой брат?

— Двоюродный. Дмитрий Павлович, который Распутина прикончил! Митя мой подцепил богатейшую американку. Купается в вине и удовольствиях. По Швейцариям ездит… Эх, Леня, жениться бы, как Мдивани! Князь такой, грузинский генерал. Отхватил Барбару Хэттон!..

— А она кто?

— Красавица! Гусыня с золотом. Из церкви молодых вели до самого дома по коврам! Пили трое суток… Вот Антон Иванович Деникин — сволочь! Нашего брата, казака, не допускает в свои дворянские клубы. Это — чекист в мундире!..

Ставский оскалил острые зубы, грохнул кулаком по столу.

Щусь отодвинулся.

— В Париж хочу!.. Я озверел, мужиком стал. Сплю с толстой бабой. Нюхаю вонь, как последнее быдло!

Он задохнулся в припадке ярости, глаза побелели, и на лбу вздулся красный шрам. Выпил. С хрустом жевал лук.

— Бить! Вешать! Резать! Жечь! Где же Кутепов? Где Врангель?..

— Э-э-э, Ставский, у тебя нервишки! Понимаю — нелегко. А мне легче?.. Там косятся — конским потом несет. На границе — пуля стережет и овчарка вынюхивает… Священное дело освобождения России от большевистского режима требует всех наших сил, дорогой Леонид Захарович.

Щусь осоловело пожевывал свои вывернутые губы и зло плевался.

— Не падай духом, Леня! Помнишь, в малине Терентия нас прижали?.. Ушли!.. Платон Нечитайло в лесу не ушел, а мы ушли!.. Из Бердянска ты ушел?.. Ушел!

— А тебе откуда известно? — вспылил снова Ставский.

— Парижу многое известно! — Щусь прищурился.

Ставскому показалось, что гость представляется пьяным. А может, он продался ГПУ и водит за нос?.. От такой мысли похолодело в груди!.. Леонид подвинул лампу к самому Щусю, пытаясь вглядеться в него.

— По-дружески советую: не рвись в Париж! Там недовольны тобою. Зачем ты связался с Петерсоном, мелким спекулянтом?.. Для нас он — ничто! Дело провалил. Где оружие, с таким трудом переправленное через границу? У чекистов! По чьей вине? По твоей вине!..

«А кто для вас кто, дураки? — остервенело думал Ставский. — Обжираетесь, бабничаете. Повертелись бы тут, рядом с ГПУ…»

— Генералу Кутепову совсем неясно, зачем ты забрался в эту Сухаревку? Вдали от больших центров, где решаются государственные дела. Вдали от рудников и заводов… Нет, тобою недовольны.

— Передай генералу Кутепову, что, при всем моем уважении, он глуп как пробка! — сорвался Ставский и снова стукнул кулаком так, что бутылки опрокинулись. Щусь подхватил их.

— Тише, Леонид!

Щусь имел задание узнать настроение Ставского, проверить его надежность и лишь потом передать важное задание.