Антология советского детектива-14. Компиляция. Книги 1-11

Из-за голых развесистых акаций вывернулся поезд, клубя дымом и гудками распугивая голубей с крыш.

Ожидание становится невыносимым, и я спешу туда, где предположительно замрет пятый, мягкий вагон.

Павел Ипатьевич сошел на перрон неторопливо. Серая мерлушковая шапка. Бекеша защитного цвета. Белые бурки с широкими отворотами. До матовой синевы выбритое лицо. Розовая метка на щеке. И глаза спокойные, изучающие. Лишь вздернутый нос да легкость в походке напомнили мне в первую минуту встречи моего прежнего друга.

Я вдруг почувствовал себя скованным, и даже удивительно было ощущать в себе неловкую сдержанность. Нерешительно протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ Бочаров!

— Здорово, Володя! — Павел Ипатьевич размашисто обнял меня, и мы крепко расцеловались.

Начальник горотдела НКВД подал легковой автомобиль к самому подъезду.

— Далеко до гостиницы? — спросил Бочаров.

— Мы старались, щоб ближче к шахте, — не понял его начальник отдела, явно побаиваясь представителя Центра.

— Квартала три отсюда, Павел Ипатьевич, — уточнил я.

Бочаров отпустил машину, отправив с ней своего помощника и начальника горотдела НКВД.

Не спеша мы шагаем по хрусткому, припорошенному черной копотью снежку. Павел Ипатьевич прищуренно окидывает меня изучающим глазом. В глазах озорной смешок кондукторского сына, того самого, рязанского, что из Платошкина двора!

— Знаешь, Володя, постарел ты, что ль?.. Никак не пойму!

А я все не мог найти подходящего тона разговора. Павел Ипатьевич казался простым и прежним, но он начальник, приехал по моему рапорту. Я вроде жалобщик. Удобно ли высказывать дружеские чувства?..

— И вы немного изменились.

Так и дошли до гостиницы. Номера наши оказались рядом. Его тринадцатый, а мой — двенадцатый.

— Как же это вы?.. Для начальства такое. — Павел Ипатьевич откровенно рассмеялся, указывая на роковой номер — чертова дюжина!

И у меня как-то сразу гора с плеч! Отвечаю в тон Павлу:

— Прикажете переменить?.. Не извольте-с беспокоиться. Мы мигом-с!

Оба смеемся свободно и откровенно.

Через несколько минут остались вдвоем в его номере. Еще раз оглядываю Бочарова. Добротная гимнастерка с двумя ромбами в петлицах. Два ордена Красного Знамени. Я удивляюсь: откуда и когда второй?

Павел Ипатьевич перехватил мой взгляд и понял невысказанный вопрос.

— Отметили мою встречу в Париже со старыми знакомыми по Крыму. Кстати, твой Ставский был записан в особую картотеку Кутепова. Туда вносились самые способные разведчики белых!

— Как парижане?

— Веселятся. Но — только парижане. А наши высочества — больше по кабакам. И власть делят. Дерутся за престол — и больно и смешно! Случайных, заблудившихся много в эмиграции — вернулись бы домой…

— Не стоит пускать. Своих мерзавцев дай бог вывести.

Павел Ипатьевич внимательно посмотрел на меня и с тревогой спросил:

— Чего ожесточился? Помнится, ты был застенчивым и хорошим голубятником… Насолил вам Юзеф Леопольдович? Мы даже, откровенно говоря, малость растерялись. Твой рапорт. Письмо старых коммунистов. Звонок от Григория Ивановича Петровского.

— Нравы охранки графа Бенкендорфа вводить не позволим! И не считаться с партией — тоже! — резко сказал я, и сердце заныло тонко и остро. Я задохнулся. Точно такой же приступ был и тогда, когда мы до хрипоты схватились с Бижевичем.

Узнав об аресте начальника шахты, я высказал Юзефу Леопольдовичу все напрямик. Он обвинил меня в политической близорукости и пособничестве классовому врагу. И если бы не сжалось мое сердце до помутнения в очах, то я ударил бы Бижевича. Тогда же, под горячую руку, я настрочил рапорт и отослал в ОГПУ. Высказался начистоту!

— А где остановился Бижевич? Что-то не торопится повидать давнишнего товарища, — сказал Бочаров.

— Этажом выше, в люксе.

Я извинился за резкость и ушел к себе в номер, почувствовав новый приступ сердечной боли.

Назавтра Павел Ипатьевич поднял меня чуть свет.

— Как мотор?.. Может, тебе полежать?..

За ночь я пришел в норму, и уже через полчаса мы направились к шахте.

С первой минуты встречи с нами начальник шахты повел свободную беседу. Павел Ипатьевич сказал мне:

— Займитесь своим делом, товарищ Громов. И остальным товарищам передайте, чтобы не обращали на меня внимания. Заботы у вас много, а времени, как всегда, недостает…

С начальником шахты Бочаров спустился под землю. И весь день плутал по штрекам и забоям. А уже на другой день вместе с утренней сменой пришел в копровую и самостоятельно опустился в прохладную темь шахтного ствола. Ни о чем специально не расспрашивал, ни во что не вмешивался: слушал горняков, вникал в их нелегкие хлопоты. Побывал в горкоме КП(б)У и с партийным инструктором исходил весь город. Видели его разговаривающим с постовым милиционером и женщинами, ожидавшими хлеба у магазина.

Бижевичу все это очень не нравилось. Он приготовил папки с протоколами допросов, другие оперативно-чекистские материалы и попросил Бочарова посмотреть их.

— У меня нет основания не верить вам, товарищи, — ответил Павел Ипатьевич. — Чекисты вы опытные.

Вечером Павел Ипатьевич постучал ко мне.