Антология советского детектива-16. Компиляция. Книги 1-20

В Мешхеде зимние вечера особенно тоскливы и длинны. С раннего вечера и до самого утра все вокруг покрывается беспросветной завесой темноты и мертвым молчанием… Эта гнетущая тишина господствует над безликими, кривыми и одинокими улочками. И лишь по улице Арк, в одной из худжр мечети суннитов теперь всегда горит огонек… Это не спит Мирза Садыков. Он день и ночь неутомимо работает. Нужно переписать рукопись муфтия. Ведь этот страшный документ касается судеб тысяч людей и безопасности Советского государства. Он освещает кипучую деятельность десятков змеиных гнезд, свитых во многих странах.

Предрассветную тишину нарушает лишь скрип калама: Мирза переписывает каждую страницу рукописи в двух экземплярах.

С одним из них он не расстается…

Не успел наступить конец месяца, как секретарь обрадовал своего хозяина.

— Пожалуйста, господин… — Он положил оригинал и переписанную рукопись на низенький столик двумя руками, как этого требует восточный обычай.

— Вы безмерно обрадовали меня. Труд и талант преодолевают любые препятствия. Я благодарен своему верному помощнику.

— Вы преувеличиваете, господин. Я весьма польщен.

Лицо муфтия сияло. Он с какой-то мягкой улыбкой осторожно взял рукопись и быстро перелистал с первой до последней страницы, пробегая по ним своими цепкими глазами. На последней странице было написано; «Муфтий Садретдинхан Шариф Ходжа Казы Оглы», — и оставлено место для подписи.

— Вам бы тоже следовало расписаться здесь.

— Мне думается, — поклонился Мирза, — достаточно одной росписи вашей столь почитаемой и священной персоны. Пусть мусульманский мир преклоняется перед трудом того, кто сам был и автором, и переписчиком!

— Хорошо, благодарю! Ваша мысль верна. Теперь нужно написать сопроводительное послание на имя господина Мустафы Чокаева.

Муфтий продиктовал секретарю письмо, полное высокопарных оборотов, выражавших почтение и уважение к адресату.

Потом он попросил:

— Отправьте как можно быстрее все в Париж.

И муфтий, и Мирза были спокойны за судьбу рукописи «Истории нашей национальной борьбы». Муфтий, доверяя аккуратности своего секретаря, не спрашивал о ней.

Ну, а Мирза Садыков знал, что копия этого документа через доктора Хамадани была срочно переправлена в Москву.

БРАТЬЯ

Отбывшие в край далекий и чужой

Терпят униженья, терпят гнет большой.

Узбекский эпос «Алпамыш»

Иранское отделение «Туркестан милли истиклал» активизировало свою деятельность. Это чувствовалось по обстановке, которая царила в мечети. Появились новые люди. Порой, не совершив молитвы, они торопились скрыться в худжре муфтия, где о чем-то долго беседовали с ним.

Да, в резиденции, вероятно, готовились к большим делам. Муфтий, несмотря на занятость, помнил о своем секретаре.

— В город я вам не советую выходить… — предупредил он.

— Я так редко бываю там, — ответил Мирза. — Сделаю покупки и сразу же возвращаюсь.

— Правильно… Будьте осторожны, сын мой, я беспокоюсь о вас… Ходить без тазкиры сейчас опасно.

Однако, муфтий даже не сделал попытки оформить паспорт на имя Фархада Али Заде. Видимо, у него были на этот счет свои соображения.

Мирза стал реже бывать в городе. Только утром он отправлялся на базар в Поян-хиабан и, вскоре возвратившись, снова принимался за работу.

Анализ всех документов, поступающих от Мустафы Чокаева, переписка с центром и другими эмигрантскими националистическими организациями, а также с особо важными личностями теперь были доверены секретарю.

Все депеши в центр и письма государственным деятелям Муфтий диктовал Мирзе. Из резиденции почти каждый день в Париж, Берлин, Стамбул, Варшаву, Лондон и в другие города шли послания по различным каналам, в том числе и специальными курьерами.

В свою очередь Мирза через свои каналы отправлял в Москву копии этих писем и депеш.

Работать приходилось много, и теперь все чаще в худжре секретаря по ночам горел свет. Связь была обширной. Кроме центра, секретарь готовил письма немецкой, французской и английской разведкам, президенту Польши маршалу Пилсудскому. В посланиях были добытые всевозможными путями сведения о Советском Туркестане, взамен которых муфтий получал материальную помощь.

Однако денег он не копил. Франки, фунты, доллары, марки, золотые монеты проходили через его руки словно вода сквозь желоб водяной мельницы. Кому? Куда? Неужели муфтий, проводивший всю свою жизнь в мечети, привыкший к ее законам, стал щедрым?

Хотя Садретдинхан различными обещаниями, уговорами, шантажом, порой угрозами завлекал в свои сети обманутых людей, он знал, что одними речами многого не достигнешь, и поэтому не жалел денег. Муфтий понимал, что для разбойников, убийц и шпионов, подготавливаемых из числа эмигрантов для засылки в Советский Союз, гораздо приятнее звон золота, чем тысячекратное повторение «бисмиллах»[262].

Внимательно шарили по лицам прихожан острые глазки… Они задерживались на минуту, чтобы оценить человека, прикинуть — на что он способен.