Антология советского детектива-16. Компиляция. Книги 1-20

Между тем Сазонов допрашивал еще одного соседа Панкратьевых, толстого старика, похожего на нэпмана, удалившегося от дел. К таким типам у Сазонова не было веры, но старик вовсю старался быть искренним.

— Значит, когда вы четвертого августа, примерно в одиннадцать часов, пошли гулять с собакой, то обратили внимание, что дверь в квартиру профессора приоткрыта?

— Да, я еще удивился — почему?

— Расскажите подробней о вашей прогулке. Вы дошли до самого пустыря?

— Я всегда так прогуливаю собаку. У пустыря я отпустил собаку, подождал, пока она набегается, и пошел обратно домой.

— Попытайтесь вспомнить, что вы увидели по пути. Какие люди вам встретились?

— Ну, встретил женщину с ребенком на руках. Ребенок плакал, и мать пыталась его успокоить. На перекрестке под деревом стоял молодой человек и курил. Похоже, он ждал кого-то. И действительно, к нему подошел высокий мужчина в светлой безрукавке и темных брюках. Они начали спорить. Слышно было — ругались!

— А почему они спорили, вы не поняли?

— Я вообще слышу плохо, тем более, что они вскоре ушли. Однако мне показалось, что молодой человек говорил раздраженно. Когда я возвращался, дверь в доме профессора была уже закрыта.

Сазонов разложил перед стариком несколько фотографий.

— Вы никого не узнаете на этих снимках?

Старик надел очки, чуть привстал со стула и с любопытством наклонился над фотокарточками.

— Вот, по-моему, один из них. Тот, что постарше, — указал он на фотографию Стецюка.

— Описать наружность молодого человека сможете? — спросил следователь.

Старик немного подумал.

— Он коренастый, не очень высокий, одежду я не запомнил, но хорошо помню, что лицо у него скуластое и на верхней губе — небольшие усики.

— Одну минуточку, — перебил свидетеля Сазонов и вышел из комнаты. Когда он вернулся, у него в руках было еще несколько фотографий.

— Может быть, на этих фотоснимках вы узнаете его?

Внимательно посмотрев на фотокарточки, старик произнес:

— Вообще-то вот этот похож, но утверждать, что я видел именно его, не могу. Тот был с усами, а этот бритый...

...Поздно вечером Зинкин докладывал начальнику милиции о ходе расследования.

— Что же представляется вам наиболее важным? — спросил начальник, откинувшись на спинку кресла. Широкоплечий, атлетического телосложения, с сединой в волосах, он относился к тому типу людей, которые любят дотошно разбираться в каждом деле. Никогда не рубил сплеча, но если принимал какое-нибудь решение, то никогда не отступал от него.

— Считаю, что кражу совершил вор-рецидивист Стецюк, дружок Анатолия — приемного сына профессора.

— Об этом Анатолии справки навели? Что известно?

— Неудачник в жизни. Превратился в перекати-поле. Куда ветер подует, туда и его понесет. Сейчас — в сторону грабежа.

— И это все?

— Нет, не все. По свидетельству первой жены профессора, — продолжал Зинкин, — Анатолий не так давно приехал из Оренбурга. Сазонову удалось установить, что в середине июля Анатолий, оказывается, приходил на кафедру к Панкратьеву. И, похоже, угрожал ему. Мало того, в ящике письменного стола в кабинете профессора найден обрывок письма. Сохранившееся начало фразы тоже можно квалифицировать как угрозу.

— Откуда письмо?

— На конверте — штамп оренбургского почтового отделения, а почерк похож на почерк Анатолия.

— Что значит похож? Заключение экспертизы есть?

— К сожалению, текста мало. Окончательное заключение сделать не удалось. Мы телеграфно запросили из Московского управления милиции справку на Анатолия Панкратьева, на днях должны получить ответ.

— Вы допускаете, что Анатолий принимал участие в убийстве своего приемного отца?

— Скорее всего, он только «навел» Стецюка на квартиру профессора, — ответил Зинкин, — но даже и Стецюк шел только на кражу и, возможно, застрелил Панкратьева случайно, после того, как Николай Петрович вытащил из-под подушки оружие и попытался выстрелить. На счастье Стецюка, револьвер профессора дал осечку.

— Я вижу — у вас уже есть законченная версия, — начальник милиции испытующе взглянул на Зинкина. — Но в ней есть одно явное несовпадение. Пенсионер видел злоумышленников четвертого августа, а убийство произошло пятого. Может быть, это была только «разведка»? — в раздумье произнес начальник.

— Думаю, что нет. Старик, наверно, перепутал даты, скорее всего, он видел Стецюка и Анатолия не четвертого, а пятого августа. На работу он не ходит и, как говорится, часов не наблюдает, — размышлял вслух Зинкин.

— Но и спекулянтка Боликова утверждает, что купила у Стецюка кольцо и серьги не пятого, а четвертого августа.

— М‑да... здесь какое-то несоответствие, — согласился Зинкин.

— Еще свидетели есть?

— Мы вышли на человека, который пятого августа рано утром мог быть свидетелем происшествия. Это точильщик. По утверждению соседей, он в день гибели Панкратьева стоял со своим станком как раз напротив его дома. Но точильщик, к сожалению, уехал, вернется только недели через две. Где он сейчас, установить не удалось.

— Мало, очень мало известно о Панкратьевых, о мотивах преступления. Может быть, вам помощь нужна, товарищ Зинкин?

— Справимся сами, Иван Семенович.