Антология советского детектива-16. Компиляция. Книги 1-20

— Не думаю, чтобы это было так. Правда, в последний год нам не везло. Собаки, над которыми проводили исследования, погибали от разных причин. Не удалось получить и желаемых результатов с помощью нового аппарата, на который профессор возлагал много надежд. Все это, безусловно, сказывалось на нем.

В последнее время Николай Петрович был подавленным, мрачным, раздражался по каждому пустяку.

— Возможно, это было связано с неравным браком?

— Профессор был одержимым в науке и, по-моему, личная жизнь его интересовала гораздо меньше, чем научно-исследовательская работа, и неудачи в исследованиях действовали на него удручающе. Правда, нас он подбадривал, говорил, что тема новая, малоизученная, а путь ученого вовсе не усыпан розами.

Как я узнал от сотрудников, очередной опыт профессор назначил на 6 августа. И вдруг накануне — стреляется. Это нелогично.

— Да, — согласился Сазонов.

Из прокуратуры Ташокруга прибыло письмо с визой прокурора: «Товарищу Сазонову. Прошу разобраться».

Письмо было следующего содержания:

«Приблизительно в середине июля с. г. я зашел пообедать в студенческую столовую медфака. За соседним столиком беседовали ассистент терапевтической клиники Сибирский и студентка Марина Панкратьева. Речь, как я мог понять, шла о каком-то яде. Марина просила, чтобы Сибирский помог достать его. В то время я не придал значения разговору, но, узнав, что профессор убит, решил сообщить об этом факте в прокуратуру...

Попов А. И., студент медицинского факультета».

Клиника госпитальной терапии, куда направился Сазонов для беседы с Сибирским, размещалась на втором этаже бывшего кадетского корпуса. Пройдя через высокие двери, следователь оказался в просторном холле.

— Сюда без халата нельзя, — остановила его пожилая нянечка.

Сазонов предъявил удостоверение, после чего няня достала из шкафа хрустящий накрахмаленный халат, подала его Сазонову и проводила в ординаторскую.

Через несколько минут туда стремительно вошел невысокий молодой человек — волнистые, зачесанные назад волосы, черные глаза. Он приветливо улыбнулся. Следователь представился, и Сибирский пригласил его к себе в маленький кабинет, где усадил в глубокое кожаное кресло.

Сазонов сразу же приступил к делу.

— Извините, что пришлось оторвать вас от больных, но вопрос важный и даже несколько щекотливый. Нам стало известно о разговоре, который не так давно имел место между вами и супругой Панкратьева. Марина Андреевна будто бы просила у вас яд. Сейчас ведется следствие по делу о возможном убийстве профессора, и поэтому я прошу вспомнить подробности этого разговора.

Сибирский вначале удивленно поднял брови, затем нахмурился, потер пальцами лоб.

— Приблизительно в начале июля, — начал вспоминать Сибирский, — я зашел пообедать в столовую рядом с больницей. Ее часто посещают преподаватели и студенты медфака, так как здесь готовят вкусно и недорого. За мой столик села хорошо известная мне студентка 5‑го курса Турбина-Панкратьева и, пока мы ждали обеда, спросила, каким образом можно отравить собаку быстро и без мучений для животного. У нас произошел примерно следующий разговор:

Я. Как отравить собаку, вам гораздо лучше расскажет Николай Петрович.

Она. Муж на охоте. Я хочу отравить собаку до его приезда.

Я. Он приедет, и вам за собаку достанется. Но если уж вы так хотите, отравите ее морфием. Впрысните большую дозу... и только.

Она. Собака не будет мучиться?

Я. Не думаю. А еще лучше — цианистым калием.

Она. Какая доза необходима для собаки?

Я. Полагаю, что 0,2 грамма будет достаточно. У вас есть цианистый калий?

Она. В том-то и дело, что нет. А его можно достать?

Я. Николай Петрович вам добудет.

После этого разговор перешел на другие темы, — закончил Сибирский.

Выйдя из клиники, Сазонов оказался на аллее, обсаженной молодыми тополями. «Какой прекрасный сад скоро вырастет здесь!» — подумал он. Его обгоняли молодые люди в белых халатах — студенты медфака.

Мимо проехала карета скорой помощи. Она остановилась у приемного покоя, и санитар вывел из машины скорчившуюся от боли пожилую женщину. Сазонов помог ему довести больную до двери. А из головы все не шел рассказ Сибирского: если бы яд нужен был Марине в самом деле для собаки, проще было бы и впрямь спросить у мужа — он ведь постоянно вводил животным большие дозы яда, в частности, морфия. Следователь решил обратиться за консультацией к профессору Тарковину — судебному медику, мнение которого среди юристов считалось окончательным.