Антология советского детектива-23. Компиляция. Книги 1-17

Синицын не отрываясь смотрел на уходящий назад город, на горы и низко плывущие над ними облака.

За кормой оставалась Россия.

Товарищ Альт не знал, надолго ли он прощается с Родиной и когда вновь удастся ступить на ее землю. Вспомнился царицынский подпольщик Магура, которого он вызволил из застенков контрразведки. Добрался ли тот до Реввоенсовета фронта, успел ли вовремя передать шифровку?

Чиркнув белым крылом по холодной воде, взмыла вверх и пронзительно закричала чайка.

ЧАСТЬ II

1

Все произошло за считанные секунды. Часы показывали 23.36, когда слесарь завода «Баррикады» Коноваленко увидел в окне третьего этажа дома 15 по улице Рабоче-Крестьянской вспышку яркого огня. Одновременно из квартиры раздался приглушенный крик…

На дежурство в тот день Коноваленко заступил вечером, когда над Сталинградом опускались сумерки.

— Возможны налеты вражеской авиации, — скороговоркой, как хорошо заученный текст, произнес инструктор МПВО. — Приказано следить за соблюдением жителями правил светомаскировки.

Коноваленко слушал в пол-уха: не первый раз заступал на дежурство-патрулирование. Когда же инструктор напомнил приказ военного коменданта города о прекращении в ночное время всякого движения без пропусков, кашлянул и спросил:

— А с парочками что прикажете делать? Ну с теми, кто любовь крутит и до утра все проститься не может? Тоже забирать и в комендатуру отводить?

Вокруг засмеялись.

— Отставить! — строго приказал инструктор и разъяснил: — Праздношатающиеся подлежат задержанию, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Ясно! — прогудели голоса.

На этом инструктаж закончился, и все вышли на патрулирование. За каждым бойцом был закреплен определенный участок района. Коноваленко достались дома по Рабоче-Крестьянской улице, начиная с Дома грузчиков.

Пока было светло, Коноваленко посидел на лавочке. Когда же время подкатило к десяти часам и улицы опустели, поправил на плече ремень противогаза и двинулся по знакомому маршруту.

Затемненные окна домов слепо смотрели на улицу. В свете полной луны белели полосы бумаги и бинта, перечеркнувшие крест-накрест стекла. Еще в феврале 1942 года на подступах к городу начали появляться самолеты противника. Один был сбит в день Красной Армии в районе Калача, другой — «Юнкерс-88» месяц спустя приблизился к Сталинграду с юга. Поспешно сбросив бомбы на Сталгрэс, самолет отправился восвояси, но был настигнут ЯК-1.

Коноваленко прошел два квартала, зорко наблюдая, не проступает ли сквозь шторы и ставни свет. Собрался закурить, и уже достал кисет, как в глаза вдруг ударила вспышка. Яркий свет озарил одно из окон на третьем этаже дома № 15.

— А-а! — затянул и, захлебнувшись, смолк голос.

Коноваленко машинально взглянул на часы и бросился к подъезду. Одолев пролеты крутой лестницы, толкнул дверь, и та распахнулась, приглашая войти в квартиру, где в люстре горела лишь одна лампочка.

Первое, на что Коноваленко невольно обратил внимание, был удушливый запах сгоревшего пороха. Затем боец МПВО увидел человека. Закрыв руками лицо, тот лежал скрючившись на полу.

За спиной послышались шаги, и на пороге комнаты выросла старушка.

«Как невеста, право слово!» — подумал Коноваленко, приняв за платье обыкновенную ночную рубашку, и, долго не размышляя, послал соседку за патрулем, а сам остался в квартире.

— Вызывайте «скорую помощь»! — приказал появившийся вскоре начальник патруля. Он пощупал пульс на руке распростертого на полу человека, затем спросил старушку:

— Знаете пострадавшего?

— Эвакуированный это, — ответила та. — Зимой с Украины приехал и по ордеру вселился. Тихий жилец, не пьет, не курит… Павлом Ильичом кличут. На той неделе стул мне починил…

Увидев на спинке кресла с потертым сиденьем пиджак, начальник патруля достал из него паспорт и какие-то бумаги. Подкрутил в керосиновой лампе фитиль, перелистал паспорт, зачем-то посмотрел его на свет и присвистнул:

— Снова звонить придется. На этот раз в НКВД. — Он еще раз всмотрелся в странички паспорта и печати на них и повторил: — Точно, в НКВД надо.

2

— Можете пройти к раненому, — позволил врач. — Но предупреждаю: если он и выживет, то все равно в ближайшее время вряд ли сможет что-либо рассказать. Рана довольно опасная. Стреляли с близкого расстояния, почти в упор.

Не дожидаясь повторного разрешения, Николай Степанович Магура вошел в больничную палату, где на койке, запрокинув голову в тугой повязке, лежал Дубков Павел Ильич, 1903 года рождения, рабочий одного из харьковских заводов, эвакуированный в Сталинград… Но сведениям из документов раненого верить было нельзя, так как в гербовой печати паспорта Дубкова не хватало нескольких колосков, а третья страничка была проколота в верхнем углу. Как сообщала в Сталинградское управление НКВД директива из Москвы, владельцы документов с перечисленными приметами прошли специальную подготовку в немецких диверсионных школах абвера[62] в Полтаве и Риге. Дубков П. И. был из числа абверовских агентов, засланных через линию фронта со специальными заданиями.

Магура наклонился над раненым.

— Дубков! Павел!

Раненый молчал.