Антология советского детектива-25. Компиляция. Книги 1-26

Близко к людям Михаил не подходил. На всякий случай поднял кем-то брошенный полиэтиленовый мешок и нарезал в него грибов.

Впереди был целый день, а он прошел уже треть пути. Хотелось пить, и он рискнул выйти в село.

Народ уже проснулся: кто-то копался в огороде, кто-то куда-то брел по улице. На него никто не обращал внимания: да и кому какое дело до незнакомого человека, когда у каждого своих забот хватает.

Михаил чувствовал себя в безопасности и решил зайти в магазинчик. Покупателей было трое, две молодые женщины и старичок. На Михаила они даже не глянули. Он купил сумку, в нее еще хлеба, колбасы и заморскую минералку — своей не было — и повеселевший снова направился в лес.

К Звенигороду он подошел в сумерках и больше часа сидел в лесу, ожидая, когда смолкнет гул машин на дороге.

Небо густо вызвездило, и сверху потянуло холодом, а снизу сыростью. Часов у Михаила не было, по его прикидке, был уже десятый час, он начал мерзнуть и потому не стал ждать одиннадцати. Вышел из леса и неторопливо побрел по шоссе к городу.

В школе только в окне сторожа горел свет. Михаил заглянул в щелку между шторами и увидел Митрича, сидевшего у телевизора. Старик жил один. Жену похоронил два года назад, и порядок в его комнате был холостяцкий: на столе — кастрюля с мисками, кровать не прибрана, на ней разбросана верхняя одежда.

Михаил постучал в окно. Митрич вздрогнул, осторожно раздвинул занавеску.

— Это я, Митрич, Михаил, — негромко сказал Петропавловский. — Открой на минутку.

Старик то ли не слышал, то ли так перепугался, что не двинулся с места, смотрел на него сквозь стекло широко раскрытыми глазами.

Михаил жестом указал на дверь.

Старик наконец пришел в себя, согласно закивал.

— Да откуда же ты, Миша? — полушепотом спрашивал он, ведя нежданного гостя в комнату. — Тут о тебе такое говорят.

Кинулся сразу к окну, поплотнее задвигая шторы и занавеску.

— Неужто в самом деле?

Михаил не ответил, сел спиной к окну, спросил:

— Что с Ларисой? Давно ее видел?

— Давненько, — подумав, ответил Митрич. — Но слышал, выпустили. Сынишка твой был сегодня в школе.

— А что говорят?

— Будто ты убивец, сбежал из тюрьмы. Самого начальника тюрьмы убил, — несмело дополнил старик.

— Быстро сарафанное радио работает. Никого я не убивал и в тюрьме не был. В изоляторе, под следствием. А что сбежал — верно. Вот к тебе, к первому, пришел, потому что верю: не из тех ты людей, которые за серебреник продадут, — заметил, как тревожно забегали глаза старого должника. — Да ты не бойся, жить у тебя не собираюсь, есть у меня жилье, — постарался успокоить сразу. — Надо с Ларисой связаться. А там наверняка засада. Дай бумаги, я ей записку напишу, а ты завтра с Алешкой передашь.

Старик засуетился, стал в шифоньере искать бумагу, потом полез в однотумбовый стол и достал оттуда тетрадь. Вырвал лист. Долго искал ручку. Наконец нашел.

Михаил подсел к столу, написал:

«Здравствуй, Лариса и мои милые детки. Я на свободе! И никто и ничто не заставит меня пойти в тюрьму. Поэтому прошу тебя приготовь мне 10 млн. рублей. Займи у кого-то, продай что-то, но достань. Передашь Митричу. Еще передай приличный костюм, куртку, вязаную шапочку, обувку для зимы… — оторвался от письма.

— Митрич, у тебя кипятильник есть?

— Найдется.

— Поставь чайку. И кипятильник я у тебя заберу, Лариса принесет наш.

— Может, водочки? — предложил старик. — У меня есть. Давно стоит, одному не хочется.

— Выпьем, Митрич. И чайку — обязательно. — Он продолжил письмо, а Митрич засеменил на кухню.

…Отдай кипятильник Митричу, я у него забрал. Еще передай фонарик, пары две белья, электробритву. Постарайся уложить все в портфель или наплечную сумку, которую я брал в командировку. С деньгами не тяни, времени у меня в обрез. Митрич скажет, когда передать. Сама не приходи, хотя я очень соскучился. Целую. М.»

Пока он писал письмо, Митрич приготовил закуску, немудреную, холостяцкую: яичницу с колбасой и луком, соленые огурцы, сыр, яблоки. Из холодильника принес поллитровку «Русской». Налил в стаканы. Перехватил взгляд Михаила, заговорщически подмигнул, пояснил:

— Не люблю, когда добро по рюмкам размазывают. Меня в юности бурят один учил: по первому по полной и без закуски, чтоб кровь разогреть и сердце порадовать. А потом можно и по половинке с закуской. Ведь пьют для чего? Чтоб встряхнуться, забалдеть. Мы ж не баре какие-то. Ну, с благополучным свиданьицем, — чокнулись, и Митрич осушил стакан одним глотком.

Михаил отпил половину, подцепил вилкой яичницу.

— Спасибо, Митрич. Давненько я такого харча не едал. Допью потом: балдеть мне никак нельзя. Менты, наверное, по всему Звенигороду шастают, ищут. А у меня даже пугача не осталось, — увидел на стене ружье, кивнул на него: — Одолжишь мне денька на три?

— А можа, не надо? — не спросил, а посоветовал Митрич. — Лишний грех на душу…