Антология советского детектива-26. Компиляция. Книги 1-21

— Ты прав. Мне хочется рискнуть, Трофимыч, потому что, не получив ответа на этот вопрос, я не могу продвинуться вперед. Придется пойти на риск, если разрешишь.

— Разрешу, если скажете, что задумали.

— Скажу. Одну небольшую игру, хотя такие игры и не в моем вкусе. Но не вижу другого выхода. Предлагаю заехать в институт, где работает Горбунов, и пригласить его прогуляться с нами.

— Прогуляться?

— Именно. Пусть понимает приглашение, как хочет. В меру своей храбрости.

— Блеск! — понял и одобрил Трофимов.

— Посмотрим. Блеск или пустой треск, — заметил Мазин осторожно.

«Волга» уже включилась в поток машин, который перемешивая колесами непрочный снег, катился магистральной дорогой к высоко натянутому над рекой мосту. Справа, в искусственной гавани-ковше выстроились на зиму в ряд «ракеты» и «метеоры» местных линии, слева начинался городской пляж с покрытыми белыми шапками «грибками» и легкими, давно опустевшими павильонами.

Институт поднимался над рекой на противоположной стороне — затянутое в стеклянные обручи бетонное здание этажей на двенадцать с выдвинутым вперед вестибюлем, освещенным в этот пасмурный день электрическими лампами.

— Поднимись, пожалуйста, Трофимыч, — попросил Мазин. — Если потребуется, согласуй с администрацией. Я думаю, отпустят Горбунова. И никакого нажима, конечно. Максимум корректности. Пугать мы его не будем. Лишь бы сам не испугался.

Трофимов усмехнулся:

— Будет сделано, Игорь Николаевич.

Ждать пришлось недолго. Инженер вышел первым. Капитан придержал дверь, пропуская его. Горбунов был растерян:

— Как я должен понимать?

— Садитесь, пожалуйста, — сказал вместо ответа Мазин.

Некоторое время ехали молча. Наконец, Горбунов решился:

— Куда мы едем?

— В управление.

— Это… арест?

Мазину приходилось видеть, как страх охватывает людей, но редко в такой классической форме. У побелевшего как мел, Горбунова дрожали пальцы, и он тщетно пытался унять дрожь.

— Вам страшно, Владислав Борисович? — спросил Мазин пересевший назад. Наблюдая за Горбуновым, он ждал все-таки вспышки возмущения, каких-то резких слов вроде «вы не имеете права» или «это произвол», но Горбунов ответил так, как позволили ему физические возможности. Едва слышно он шепнул:

— Да.

Трофимов за рулем крякнул.

Мазину стало не по себе, но он уже убедился, что поступил правильно.

— Скажите прямо, Владислав Борисович, вы храбрый человек?

— Я не храбрый человек, — вымолвил Горбунов почти по складам, как читают букварь.

— Хорошо, что вы откровенны. Мне бы не хотелось перегружать вашу нервную систему. Если предпочитаете, мы можем побеседовать и в неофициальной обстановке. Скажем, у вас дома.

— Значит… я не арестован? — чуть громче спросил Горбунов, оживая, будто вдохнув глоток кислорода.

— Нет, вы не арестованы, ваше будущее зависит только от вас. Но если вы из людей, которые успокаиваются так же легко, как и бросаются в панику, учтите — полной безопасности я вам гарантировать не могу.

— Что же я должен сделать?

— Сказать нам правду.

И Мазин замолчал, давая Горбунову возможность прийти немного в себя. Заговорил он только, когда все трое расположились в квартире инженера, сели по-деловому вокруг маленького столика, гладкого и пустого, хотя Горбунову не помешала бы рюмка коньяку. Он не понимал своего положения, не понимал, в чем цель Мазина и что за разговор ему предстоит — лучше он или хуже прямого допроса.

— Простите, Владислав Борисович, мои не совсем обычные вопросы. Вы, конечно, вправе не отвечать на них, но лучше ответить, поверьте, лучше ответить.

— Я готов, — заверил Горбунов, хотя готов не был и вопроса, который последовал, не ждал.

— Вы всегда говорите правду, Владислав Борисович?

— Как мне понять?

— В самой общей форме. Считаете ли вы цук быть правдивым, принципиально правдивым?

Горбунов то ли не понял, то ли сознательно пожелал сузить ответ до очень конкретного.

— Я знаю, знаю, о чем вы. Я собирался прийти сам и не успел. Этот шахматист. У меня было безвыходное положение, мой партнер улетел на Ямал. Это можно проверить.

— Обязательно проверим, но я несколько об ином. У меня сложилось впечатление, что вы не брезгуете обманом, когда считаете это полезным.

Нет, Горбунов не был бы Горбуновым, если бы вы слушал все это терпеливо. Та вспышка, которой Мазин ждал в машине, разразилась. В привычной обстановке «микромира» он пришел в себя и бросился в контратаку, догадавшись в конце концов, что у Мазина и Трофимова нет с собой стальных наручников:

— Не оскорбляйте меня! Вы уже запугали и унизили меня, вынудив признаться, что я не храбрый человек. Теперь вы хотите, чтобы я обозвал себя лжецом. Не выйдет! Пусть я трус, но я не дурак. Я прекрасно понимаю, куда тянется цепочка. Трус, лжец, преступник? Так? Не выйдет. У вас нет доказательств, иначе вы бы давно арестовали меня. И не будет. Можете искать. Где угодно! Вам нужны деньги? Вскрывайте паркет!

И, вскочив, он скрестил на груди руки подобно Наполеону.

Трофимов вполне серьезно приподнял край паласа.

— Жалко такой паркет губить.

— Не будем, — сказал Мазин. — Если Владислав Борисович разрешает вскрыть пол, значит, там пусто.