Антология советского детектива-28. Компиляция. Книги 1-20

Скажи сейчас участковый что-нибудь ободряющее, даже просто нейтральное, не относящееся к лосю, и все разрешится самым прекрасным образом. Они спокойно переночуют в поселке, а утром выедут все вместе на шлюпке и через два дня будут в Ёгане. Самый удобный выход и, главное, безопасный. Можно даже окончательно упрочить свое положение, сказать, например: «Ну что, мяска отрежем на варево?» Городские только того и ждут. Ждут, не зная, в каком положении оказались милиционеры. Знай они еще и это — первыми бы заговорили. Пока же они выжидали, ибо если милиционер подносит руку к козырьку, это еще далеко не означает, что тем самым автоматически устраняются всякие неприятные вопросы.

Цветков был перед тяжелым выбором. Или договориться с тремя (вернее, даже только с двумя городскими) «по-хорошему», закрыть глаза на лося, — тогда вопрос о том, чтобы без препятствий и приключений попасть в Ёган, практически решен. Или спросить насчет лицензии, которой, конечно, нет, — тогда все значительно усложняется. Сложность не в том, что не захотят взять в шлюпку (лейтенант об этом и спрашивать не станет), а в том, что тогда пятеро разделятся на две враждебные группы. Между тем ночью может пойти шуга, шлюпка перегружена, Итья-Ах коварен. Путь опасный и без того, а если еще две группы — он опасен вдвойне и втройне. Сложность состояла и в том, что вопрос о лосе нужно решать немедленно. Если вначале договориться «по-хорошему», а затем, прибыв в город, начать дознание, то какой же он будет после этого начальник милиции на своих сорока с лишним тысячах квадратных километров? Да и противно было натуре Цветкова выкручиваться перед кем бы то ни было.

— А вертолет у вас где, там стоит? — указал толстячок в сторону площадки, подумав, не предложить ли мяса и вертолетчикам, чтоб уж окончательно все уладить. Он уже решил про себя, что младший лейтенант, раз молчит так долго, к опросу не приступает, то ждет только благоприятного момента, чтобы урвать кусок да и отпустить всех троих восвояси. А что он, лейтенант, из другого теста? Тоже, небось, жена, детишки, все есть хотят. И момент сейчас самый благоприятный: женщина-офицер ушла, и младший лейтенант может потом сказать ей, что проверял — есть лицензия. Да и что женщины, хотя бы и милиционеры, в этих делах понимают? Тут дело сугубо мужское: охота!.. — Ну, там, на площадке, — пояснил толстячок, решив, что милиционер (наверняка тугодум) не понял вопроса.

— Нет, — помедлив, ответил лейтенант.

— Господи, ну на обратном пути захватит, как вы не понимаете! — сказал парень в энцефалитке, глядя на толстячка с легкой укоризной: дескать, задаешь серьезному человеку всякие малосерьезные вопросы. — А вы, видно, давно прилетели, — обратился он с вежливой улыбкой к лейтенанту. — Мы вертолета не слышали, как он садился…

— Да, — ответил Цветков.

Парень, конечно, хотел выяснить, что делает на сплавучастке милиция. Можно было бы сейчас добавить: «Вас поджидаем!» — и не оставить браконьерам никакой надежды. Уж если милицию прислали на перехват, дело кончено. Нужно сдаваться со всеми потрохами и вести себя тихо. Но Цветков этим не воспользовался.

— А я вас узнал! — обрадовался вдруг парень в энцефалитке. — Я вас видел, когда вы новую присягу принимали! Я как раз тогда со своими воспитанниками к Дому Советов поздравлять вас приходил!

— Вы где работаете? — спросил Цветков.

— Мастером производственного обучения в СПТУ! Сельский рабочий класс куем! Вот я тогда со своей группой и приходил, когда вы присягу принимали! Сразу вас узнал! — растроганно, будто встретил старого друга, с которым не один пуд соли съел, сказал парень в энцефалитке.

— Ладно, — сухо сказал Цветков, решив, что пора, наконец, спросить о лосе, о том, кому принадлежит шлюпка, есть ли охотничьи билеты и разрешение на «Белку», то есть поступить так, как предписывает служебный долг и та самая присяга, о которой напомнил браконьер.

Но спросить не успел. Толстячок, глядя за спину лейтенанта, сказал:

— А вот и-и…

Цветков обернулся. По гусеничному тракту со стороны поселка шла Ледзинская. Но она не просто шла, вернее, почти бежала, поддевая песок резиновыми сапожками; она тащила оба портфеля и пальто участкового, ее джерси было на ней. Ей не хотелось задерживать троих со шлюпкой, вот почему она так спешила. Ледзинская была готова ехать и в ночь.

28

«Хомяков».

«Ну как, Сережа?»

«От Громова пока ничего, Владимир Федорович…»

«А сплавконтора, аэропорт?»

«Трясу».

«Вот-вот, правильно. Тряси. За такие штуки следует потрясти. И не бойся, пожестче, я тебя всегда защищу в таком случае. Тут, кстати, и жалоба на тебя поступила».

«Пистолетом бью по голове во время допросов?»

«Ну, не то чтобы пистолетом, но…»

«Кто написал? Карелина?»

«А что, в ее личной жизни шибко копался?.. Нет, не она. Читашвили».

«Ничего удивительного. Он и тут выступал. Из-за каких-то, говорит, несчастных хулиганов вертолет забрали, двух офицеров милиции погубили, а теперь еще аэропорт таскают… А как эта жалоба к вам попала?»