Антология советского детектива-28. Компиляция. Книги 1-20

«Вообще-то она Крапивникову, конечно, поступила, но он сам в отношении тебя никаких мер принять не решился, пришел посоветоваться… Да, Сергей, ты бы хоть занял там работой нашего шофера. Надоел хуже горькой редьки. Каждый день таскается о здоровье справляться. Лена его вообще уже видеть не может… В отличие от тебя…»

«Да он и так вроде работает. Даже больше, чем раньше».

«То есть?»

«Раньше он только вас без гримасы возил. А тут и меня, и Крапивникова, секретаршу даже с разноской в милицию стал возить…»

«Серьезно? Что это с ним?»

«Ну, насчет Крапивникова понятно. Крапивников его на охоту отпускал на десять дней…»

«На охоту?»

«Да. С кем-то он там договаривался, у кого шлюпка есть с мотором…»

«У Шалагина разве шлюпка есть?»

«Нет, я говорю, у кого-то там шлюпка есть, так Шалагин с ним договаривался поехать… С каким-то преподавателем из СПТУ, что ли…»

«Что-то он мне ничего об охоте не говорил…»

«Вот после этой охоты его как подменили, Владимир Федорович. Видно, правда, природа облагораживает…»

«Да теперь, наверное, просто отрабатывает, раз вы его отпустили… Ну, а как там Крапивников вообще? Ладите с ним?»

«В общем-то… да, ладим…»

«Что так неуверенно?»

«Да, собственно говоря, я его почти не вижу. Он теперь на черной «Волге» по городу раскатывает, связь с народом поддерживает…»

29

Ледзинская остановилась шагах в двадцати от шлюпки, удивленная поведением участкового инспектора и тех троих: никто не сделал даже попытки двинуться ей навстречу — помочь донести портфели, хотя все смотрели в ее сторону и видели, как ей тяжело. Она опустила портфели на песок, положила сверху пальто Цветкова, привычным жестом поправила волосы и тут только, вглядевшись внимательно, поняла, что нечто громоздкое на носу шлюпки, показавшееся ей вначале просто красивой декоративной корягой, это огромная лосиная голова с рогами.

Браконьеры!..

Этим лишь и можно было объяснить столь странное поведение стоявших возле шлюпки людей.

— А вот и-и… — не зная как продолжить, сказал толстячок, и лицо его от широкой улыбки стало еще круглее, а на душе сильнее заскребли кошки, потому что он узнал, сразу узнал Ледзинскую и не мог, хоть убей, вспомнить, как ее зовут, а это было бы сейчас так кстати. Ледзинская тем временем несколькими энергичными движениями сбросила пальто, небрежно швырнула его поверх Цветковского и направилась к шлюпке, на ходу одергивая и без того безупречно сидевший мундир. — А вот и ваш товарищ! — нашелся, наконец, толстячок, и лицо его от неожиданности вытянулось.

Длинный парень в энцефалитке, тоже было разулыбавшийся, сдвинул брови и открыл рот. Пятаков смотрел вроде бы безучастно, но и на него, человека в этом отношении многоопытного, произвели впечатление сверкающая лейтенантская форма, казавшаяся на этой женщине едва ли не генеральской, весь вид этого красивого и оттого казавшегося еще более строгим милиционера. И хотя совсем недавно, буквально несколько минут назад, все они — и Пятаков, и толстячок, и парень в энцефалитке — видели ее в этой же самой милицейской форме на высоком берегу, появление ее вблизи, в двадцати шагах, произвело особый эффект.

Почувствовала такое отношение к себе и Ледзинская.

— В чем дело? — строго спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь, но намеренно глядя на толстячка, которого она тоже сразу узнала и потому опасалась, что он не почувствует всей строгости вопроса, если она будет смотреть не на него, а на кого-то еще.

— Здравствуйте! — любезно начал толстячок, в сотый раз жалея, что не знает, как зовут женщину-следователя. — А я вас сразу-то и не признал!.. Вы как в милицию-то перешли, редко вас видеть доводилось. Думаю…