Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20

— Смотри, — сказал он Саррафзаде. — Его уже вызывают в центр… Не наделал бы он нам беды… Этот человек, который так много говорит о законности, вместо того, чтобы изучать инструкции и постановления, читать кодексы, всюду ковыряет, всюду сует свой нос. С какой целью? И обрати внимание, он поехал на райкомовском газике. Нет, это не годится; тут уже не просто совместная работа с Вахидовым, а какая-то дружба или семейственность… — Кямилов позвонил, но Муртузова нигде не нашел.

— Куда он исчез, даже к телефону не подходит… Срочно разыщи его.

Саррафзаде поспешно выбежал из кабинета председателя. Если Кямилов сердился, надо было выполнять его распоряжения незамедлительно. Но когда Муртузов явился, Кямилов уже сидел с безразличным видом, развалясь в кресле. Зевая, он спросил:

— Муртузов, почему вы не ставите в известность местные власти, когда выезжаете куда-нибудь, хотя бы в Баку?

Муртузоз только пожал плечами, показывая, что он и сам поражен поведением прокурора.

— Почему же так? — Кямилов снова широко зевнул. — Вы не признаете райисполком…

— Я сам удивлен, товарищ Кямилов.

— Чем ты удивлен?

— Этим самоволием…

— А ты сам?

— Что я? Меня засунули в ореховую скорлупу. Дышать не могу.

— Перед каким-то мальчишкой ты держишь себя, как беспомощный цыпленок…

— Увы, аллах сам закрыл передо мной все выходы.

— Почему ты стал беспомощным, как ягненок, потерявший свою мать?

— Да разве можно достать рукой до человека, который ездит на автомобиле Вахидова, — со вздохом сказал Муртузов, как никто умевший читать мысли Кямилова. И, не дожидаясь приглашения, сел. — Вы подарили мне никуда не годную клячу, и то каждый день упрекаете…

— Да, да. Еще бы. Если газик на крыльях уносит Мехмана Мурад оглы в столицу, тебе остается только развалиться на стуле.

Муртузов понял намек.

— А что я моту сделать? Воевать с ним?

— Воевать? Ты? Залезть в свою скорлупу, съежиться, превратиться в комок. Да, да, в клубок мягких ниток, который страшнее колючего ежа. В клубок, в мягкий клубок, смотанный старухой вдовой из остатков негодной шерсти. Воевать будут другие, те, кто посильнее тебя…

Кямилов нервозно провел рукой по своим седеющим волосам. Он помрачнел и насупился. Потом велел Саррафзаде взять лист бумаги и продиктовал текст телеграммы. Кямилов жаловался на самовольные действия Мехмана, на развал работы в прокуратуре, на то, что молодой прокурор совершенно не справляется со своими обязанностями, не стоит на страже социалистической собственности. От имени райисполкома Кямилов требовал авторитетной комиссии из центра для проверки фактов на месте.

— Так или нет? — спросил он, искоса поглядывая на Муртузова и делая такую мину, точно проглотил кислое. — Пускай приедут, увидят на месте, какой вы представляете из себя клубок — колючий или не колючий… А то вы своими напыщенными речами только затуманиваете наши головы…

Муртузов низко опустил лысую голову, изображая смирение…

— Истинная правда. Ничего не скажешь.

— Он и тебе не дает работать, — продолжал Кями лов, поднимаясь во весь рост. — Ты старый, опытный следователь, а тебя на самом деле, как ты говоришь, впихнули в ореховую скорлупу. Нитки он вьет из тебя, делает из тебя детскую игрушку…

— Верно, ой, верно, — подтвердил Муртузов. — На самом деле, я стал игрушкой в его руках. У меня есть совесть, я это признаю. Вы же знаете, перед тем, кто изрекает истину, шея моя тонка, как волосок, — рубите.

— О, я вижу, что он и тебе надоел.

Муртузов провел ребром ладони по горлу.

— Клянусь, иногда я тоже хочу покончить с собой, как эта презренная Балыш.

— Кстати, а как с делом Мамедхана?

Муртузов опустил глаза.

— Он поручил это дело мне. Взвалил еще одну тяжесть на мои плечи…

— Как это он уступил тебе такой жирный кусок?

Муртузов самодовольно засмеялся. Он сморщил нос, как будто нюхал что-то скверно пахнущее.

— Там, где отдает кровью, он беспомощен, этот молокосос. Опыта нет. Барахтается, как дитя в пеленках. Вначале кичился, поднял шум-гам, хотел создать сенсацию, открыть Америку, потом запутался и, уезжая, поручил мне.

Тут Кямилов вспомнил историю с часами, которую рассказала ему Зарринтач. Он обратился к Саррафзаде:

— Скажи сестре, чтобы она еще раз как следует расспросила, — сказал он. — Понял? Пускай она задушевно побеседует с ней, выяснит все, понял?

— Зарринтач сделает, будьте спокойны.

— Надо ковать железо, пока оно горячо, — глубокомысленно произнес Кямилов и вытянутым пальцем указал на дверь.

Саррафзаде стрелой вылетел из комнаты и побежал к сестре. Он еще раз объяснил, какое значение придает Кямилов истории с часами.

— Ах вот что, теперь мне все ясно, — кивнула Зарринтач… — А я все думала, думала, с чего бы это начальник милиции зачастил ко мне в детсад!.. Ну да, конечно, Мехман испугался собственной тени и велел Джабирову уличить меня в чем-нибудь. Ну, если так… Хотя Зулейха-ханум, эта гордячка, теперь стала очень осторожна, ко мне не ходит и у себя принимает меня очень неохотно, все же постараемся как-нибудь поймать ее в капкан. Но ты знаешь, начальник милиции уже сколько дней не отстает, прямо сил нет…