Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20

— Садитесь, Ванилкин! Мы получили ваше заявление и готовы выслушать, — говорю, а сам перебираю разные ненужные бумаги. Так, мне кажется, я выгляжу внушительнее: мол, занятый человек, других дел выше головы, а тут приходится тратить драгоценное время попусту. Ванилкин, конечно, ожидал другой встречи. Он снова чувствует неуверенность и начинает пальцем стирать невидимое пятно на зеленом сукне моего стола.

— Так я вас слушаю.

— Осознаю свою вину, желаю своим чистосердечным признанием...

— Это вы уже написали в заявлении. Продолжайте.

— Не один я воровал это проклятое золото. Все Костька! Кругом он виноват... Пришел однажды и говорит, вечером дело было: «Дурак ты, — это он мне, — все думаешь, где бы грошей заработать побольше, чтобы к себе в Подольск принцем приехать. А сам по деньгам ходишь. У тебя ж под ногами все золото Колымы и Чукотки». А я ему и правда жаловался, что денег маловато зарабатываю...

— Не так уж мало, Александр Власович, в месяц до четырехсот рублей выходило. Вот у нас справка из бухгалтерии имеется.

— Так, гражданин следователь, разве их когда хватает? Всегда кажется, что мало. А Костька говорит: «Охота тебе ишачить по пятнадцать часов в сутки, когда можешь денежки запросто лопатой загребать». Ну а потом он обрисовал свой план. Мне, значит, надо было только не зевать и во время демонтажа гидроэлеваторов прятать металл...

— Это вы уже показывали.

— Так это же правда, гражданин следователь... А все остальное, как ее — реали-за-цию... — Ванилкин подчеркнуто выговаривает это слово, — Константин брал на себя. «Нужных людей, говорит, в столице пруд пруди! Сбыть «рыжье» — пара пустяков!»

— И вы согласились?

— Ну а как же не согласиться? Риска-то, мне думалось, никакого. Так мне Костька внушил. Дурак был, конечно, что поверил... А как там сейчас Нинка? Небось уже все знает про меня?

— Об этом мы поговорим позже. А пока продолжайте.

— Наскреб я, как Костька велел, металла и весной махнул в отпуск. А он за мной следом, через несколько дней. Нашел его, как и договаривались, в гостинице «Алтай». Сначала приехал без золота. Дома оставил на всякий случай... Ну, он ругаться стал, а потом даже похвалил. «Правильно, сказал, без него разведку проводить спокойнее!» И поехали мы на Центральный рынок. Там Костька подошел к одному чернявому, торговавшему персиками, и прямо так и предложил: «Есть золото... Можем продать». Тот посмотрел по сторонам и говорит: «Зачем же так громко о делах разговаривать? Отойдем в сторону, дорогой!» О чем они там шептались, не знаю, врать не буду. Потом Костька мне сказал: «Покупатель предложил за полкилограмма «рыжья» два с половиной куска». Только не склеилось это дело...

— Чего же так? Дешево, что ли?

— Да нет, цена-то подходящая. Только он условие ставил — ехать с ним к друзьям в Ростов. Рискованно было! Зарезать этим друзьям — как два пальца описать. Уголовный мир!

— Это уж точно, Александр Власович, спорить не приходится: попали вы в самый что ни на есть уголовный мир!

— Так выбирать, гражданин следователь, не из чего было. Пошли мы, значит, с рынка. Гуляем по Москве. Проходим мимо Курского вокзала. И тут Костька увидел палатку для чистки обуви и говорит: «А не привести ли себя в порядок? Чтобы в штиблетах солнце отражалось! А заодно и справочки наведем. Чистильщики — народ полезный, все видят, все знают».

Я сразу вспоминаю слова администратора гостиницы о пожилой даме, наведывавшейся к Барабанову.

— Я опять в сторонке остался. Газету читал. Как сейчас помню, «Советский спорт». Я ее всегда читаю. Даже на прииске работал — выписывал. Только она к нам иногда недели две шла. Раньше обо всех событиях по радио услышишь...

— Значит, вы остались в сторонке. А что же вы можете сказать о разговоре вашего друга с чистильщицей?

— Он потом хвалился: «Какой я дипломат! Она мне корочки глянцует, а я ей вопросик подкидываю: «Не знаете ли, мамаша, кому мой приятель мог бы золотишко продать? Так сказать — реализовать...» Она на меня глазами зырк: знаем, дескать, какой это приятель! Сам небось и хочешь денежки получить! Ну, я разуверять ее не стал. Мне-то что за дело, о чем она думает? А мамаша поразмышляла чуток и говорит: «Приходи к вечеру, узнаю у одного человека...»

— И вечером вы поехали?

— В тот же вечер, как было назначено. Чистильщица увидела меня и сразу же на попятную: «Чужой человек! Не могу я так, откуда я могу знать, что у него на уме!» Ну, Костя ее успокоил: «Так это, говорит, мой приятель и есть». Мамаша сразу отбой забила. Это, дескать, другое дело! Адреса, гражданин следователь, куда нас повезла чистильщица, я не знаю. В Москве мне все улицы на одно лицо кажутся.

— Выходит, сейчас бы не нашли дома, в который ездили?

— Почему не нашел бы? Память хорошая, даже начертить план, как мы добирались, могу.

— Ну что ж, за чем дело стало? Возьмите бумагу и рисуйте.

— Значит, отсюда мы ехали на троллейбусе. Номер, правда, запамятовал. Но остановка, аккурат, около Белорусского вокзала. Свернули мы вот сюда. Тут небольшая улица проходит...