Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20

Такой вариант пришел ему в голову впервые. Как же это он раньше не сообразил?! Что ж получается - то место, за которое он выложил этому подонку тысячу кровных рублей, теперь достанется кому-то другому? Уже досталось! И с того небось содрал не меньше! Значит, сейчас, в эти самые минуты, когда его ведут по тюремному двору с заложенными за спину руками, кто-то другой сидит в небольшой, уютной мастерской по ремонту оптики на его, Красильникова, месте?! "А деньги? Деньги присвоил мутноглазый Алик, и теперь радуется, что меня нет, что забрали, засадили... Ну нет, погоди радоваться, скотина! За мной не заржавеет! Я тебе прижму хвост, выложишь мне все до копейки, еще и сверху положишь, дай только выбраться отсюда..."

До сих пор он не вспоминал о своей работе в "Оптике" под началом Харагезова. Выходит, лучше было не вспоминать - одно расстройство! Взятка, отданная заведующему, чтобы тот перевел его на работу в отдельную мастерскую, где можно было работать на свой страх и риск, ни от кого не зависеть, сам себе хозяин, пропала впустую. Нет ни денег, ни места, а есть камера два на три и ни сантиметром больше, невкусная, пресная пища и вместо развлечения окошко в стене - кусок неба, по которому, если повезет, раз в день пробежит край облака... Были перспективы, планы, программа на будущее, мечтал начать новую жизнь с Танькой, студенткой пединститута, с которой встречался вот уже полгода, мечтал уехать с ней к морю, купить машину, дом где-нибудь в Крыму или в Сочи, неважно, хоть у черта на куличках, - главное, все реально, осуществимо, даже средства имеются - и вдруг из-за недоразумения, случайности все это летит в тартарары. Вместо теплого моря - тюрьма, следователь, допросы: вместо домика в Крыму камера...

Стоило подумать о камере, и мысли сделали привычный скачок. По замкнутой цепи он вернулся к воспоминаниям, надоевшим, неприятным, но назойливым и неотступным. В них, точно на старой, затертой кинопленке, навсегда запечатлелось одно и то же: ночь на девятнадцатое, старик Волонтир, пьяный, потирающий ладони, скрип его ботинок, минуты, тянувшиеся, как часы; потом жена, спящая мертвецким сном, тяжелое ее дыхание и снова старик Волонтир, ночь без сна, утро без рассвета, с головной болью и страхом, с милицейской машиной у флигеля, поездка к матери, от нее - к Таньке. Она, румяная от мороза, пар, вырывающийся изо рта, обманчивое недолгое успокоение и за всем этим - арест. Двое в штатском - один, он помнит, в коротком замшевом пальто, другой в нейлоновой куртке - приказали снять халат, повели к машине под удивленными взглядами Кротова, Щебенкина, Харагезова, усадили на заднее сиденье, повезли через весь город... Хорошо, дали время подумать, а не то позорный провал с первой минуты. Подготовлен не был, рассчитывал, что смерть соседа спишут на несчастный случай: включил, пьянчуга, газ и заснул, забыв зажечь. И вдруг арест! Спасло чудо - простая, но спасительная мысль: только они двое знают, как было на самом деле. Волонтира, второго, нет в живых, сдох, собака, иначе не взяли бы. Значит, остался он один! Это и выручило. Еще не зная противника, он сумел перехитрить его, сумел вывернуться.

Так уже было однажды. Двенадцатилетним мальчишкой увязался с компанией взрослых ребят. Они снисходительно терпели его присутствие, решали какие-то свои, недоступные ему проблемы, не обращая на него никакого внимания. Их пренебрежение больно задевало самолюбие, и ему захотелось во что бы то ни стало доказать, что он с ними на равных и по праву находится в их компании. Когда проходили мимо заправочной станции, между старшими возник разговор о том, по какому принципу действует бензонасос. Решив, что это и есть самый удобный случай заставить их заметить себя, он поотстал, крадучись подошел к колонке и нажал на большой красный рычаг. Бесцветная пахучая жидкость тугой струей ударила в асфальт; в солнечных лучах ярко заблестели бензиновые брызги, и в считанные секунды по улице разлилась огромная лужа. Завороженный этим зрелищем, он упустил подходящий момент, промедлил секунду-другую и тут же поплатился за неосторожность. Какой-то мужчина успел схватить за шиворот и потащил в детскую комнату милиции. По дороге Игорь расплакался, просил отпустить, а когда понял, что это не поможет, стал лихорадочно соображать, как бы выкрутиться. В детскую комнату вошел уже с готовым решением. Глядя прямо в глаза строгой женщине, одетой в синюю милицейскую форму, сказал, что его подучили старшие, заставили нажать на рычаг, и выложил все, что знал о ребятах: их имена, фамилии...

Можно, конечно, назвать это предательством, но ведь можно и самозащитой. И потом, разве его самого не предавали? Еще как! Толик Нестеренко, тот самый, с кем утащили стационарный "Темп" из клуба медработников, попавшись при продаже магнитофона на толкучем рынке, сразу назвал его, Красильникова, да еще и выложил, что именно он, Игорь, задумал всю операцию. Хорошо, замяли дело. А если бы нет?