Антология советского детектива-34. Компиляция. Книги 1-20

— Для нас, православных, самые страшные грехи — воровство да лень. А гордыня… Это не грех, это национальная черта. Мы все гордимся: самодержавием, империей, развалом империи, коммунизмом, борьбой с коммунизмом, шовинизмом, интернационализмом, широтой души, неумением жить, уменьем жить, неприхотливостью, привередливостью… Иной выдавит из себя кучу дерьма в сортире и то гордится: никто, мол, в мире такой кучи сделать не может окромя русского человека.

— Ох, и не любите вы свой народ, Александр Иванович! — почти любя Смирнова за эту нелюбовь, восхитился Зверев.

— Я, Витольд Германович, — с нажимом произнес нерусское имя–отчество Смирнов, — не русский народ не люблю, а правителей его пятисотлетних, начиная с психопата Грозного, кончая маразматиком Брежневым, которые приучили мой народ соборно, как любят выражаться холуи, — пииты этого пятисотлетия, проще — стадно — гордиться, раздуваясь от национальной исключительности, а по одиночке ощущать себя ничтожнее и несчастнее любого, кто прибыл из–за кордона и не говорит по–русски.

— Дальнейших, после Брежнева, называть опасаетесь? — Витольд Германович хотел отыграться за "Витольда Германовича".

— После Брежнева, кроме идиотского путча, пока ничего и не было, — не задумываясь, легко отпарировал Смирнов.

Не заметя как, они прошли пруд и вышли к Стасовской гостинице (индийский ресторан, как всегда, ремонтировали, поэтому он был просто не взят в расчет).

— Где ваше укромное местечко? — напомнил о себе Игорь Дмитриевич.

Не ответив, Смирнов, сильнее обычного хромая на брусчатке, пересек трамвайные пути и вышел на тротуар. Игорь Дмитриевич был прилипчив, как комар:

— Так где же?

Смирнов взмахом палки очертил некий магический эллипс, охватывавший все двухэтажье по ту сторону трамвайных рельсов и вспомнил ностальгически:

— Вот тут во времена моей молодости укромных местечек было — не счесть!

И пошел себе дальше — на Маросейку. Свернул за угол. У цветочного магазинчика пересекли, нарушая, проезжую часть и уткнулись в рыбное кафе. Смирнов ласково объяснил:

— Когда оно только открылось, мы это кафе "На дне" звали. Короткое время здесь было хорошо.

— Сюда? — поинтересовался нетерпеливый Игорь Дмитриевич.

— А сейчас здесь отвратительно. — Завершил свою информацию о рыбном кафе Смирнов и, пройдя метров двадцать, оповестил о конце пути: — Вот сюда!

Хорошая деревянная дверь с неряшливым металлическими цацками скрывала за собой лестницу необычайной узости и крутизны. Они долго карабкались вверх — она еще и высока была, пока не достигли гардеробной, где жуликоватый (по первому впечатлению) метрдотель почему–то потребовал с каждого по пятерке и только после этого ввел в зал.

В темный зал. Светилась только стойка.

— Усади нас поудобнее, бугорок. Чтобы никто не мешал, — не видя во тьме мэтра, тихо приказал ему Смирнов. Ох, и нюх же у людей этой профессии! Мэтр кожей ощутил опасность, исходившую от двоих из троицы и определил их: приблизившись до внятной видимости, он, переводя взгляд со Смирнова на Зверева, четко доложил:

— Сию минуту. Отдельный столик, я бы сказал даже кабинет. Устроит?

— Устроит, устроит… — проворчал Смирнов. — Куда идти–то?

Мэтр вывел их во второй зал, где было посветлее. По углам его располагались некие подобия полисадников, за штакетником которых существовали привилегированные столы. Поднявшись на приступочку по трем ступенькам, трое устроились за столом.

Несколько фамильярно положив ладони на стол, мэтр, интимно улыбаясь Смирнову и Звереву (мол, знаю кто вы, но никому не скажу), всеобъемлюще проинформировал и нарисовал перспективу:

— У нас, в принципе, самообслуживание, но я распоряжусь, чтобы бармен обслужил вас как официант.

Условный милицейский рефлекс заставил Смирнова сесть поплотнее к стене и лицом к залу. Выложив из кармана куртки на стол портсигар и зажигалку, он безапелляционно распорядился:

— Что пожрать — пусть бармен и кухня соображают. Бутылку хорошего коньяка, лучше всего марочного грузинского, бутылку сухого, тоже грузинского, и водички такой и сякой, — и в завершение признался: — Я сладкую водичку люблю.

Считая разговор законченным, Смирнов вынул из портсигара беломорину и, лихо ее заломив, воткнул в собственные уста. Мэтр сообщил язвительно и сочувствующе:

— У нас, в принципе, не курят.

— В том же самом принципе, что и самообслуживание? — с ходу зацепился за повторенное словечко Смирнов. — Тогда, браток, распорядись, чтобы было можно.

— Только незаметно, чтоб другим завидно не было, — из каких–то своих соображений понизив голос, сказал мэтр и удалился. Смирнов только прикурил, пряча в ладошке папиросу, затянулся и, оглядев собутыльников, предложил:

— Пока жратву и выпивку не принесли, я начну, пожалуй, а?

22

Магнитофонная запись:

И. Д. За этим и пришли сюда. Мы слушаем вас, Александр Иванович.

А. И. Вы все торопитесь, Игорь Дмитриевич, а я торопливых боюсь. Они, конечно, делают все быстро, но плохо. Я люблю обстоятельность, точность и мягкий, неслышный, а потому стремительный ход любого дела, которое делается обстоятельно и точно.