Антология советского детектива-34. Компиляция. Книги 1-20

— Ты прав, Рома. За неуважение, за невоспитанность надо наказывать. Они вдвоем ждали, когда молодой человек откроет глаза. Он открыл их минуты через две, а еще секунд через двадцать взгляд этих глаз приобрел некую осмысленность. Теперь он мог кое–что понять (из элементарных вещей), и поэтому Казарян объяснил ему:

— Я — не армянская морда. Я — пожилой, уважаемый многими неплохими людьми человек, который повидал на своем веку многое. В том числе и таких бакланов, как ты. Запомни это, каратист.

Баклан–каратист смотрел на Ходжаева, который сочувственно заметил:

— Никогда не выскакивай, не спросясь, Аскерчик. Встань и умойся, — и уже Казаряну: — Прошу, Ромочка.

И ручкой, эдак с вывертом изобразил приглашающий жест вообще и ко всему: входи, пользуйся, бери! Казарян осмотрел извивающийся коридор со многими дверями и полюбопытствовал:

— У тебя музыкальная комната есть?

— У меня все есть, как в Греции.

— Вот туда и пойдем. А ты еще и грек, оказывается?

— Был одно время. — Признался Ходжаев, увидев, что каратист, пошатываясь, направился в ванную, распорядился ему вслед: — Умоешься, слегка очухаешься — нам выпить в студию принесешь.

И впрямь студия, звукозаписывающая студия с новейшим оборудованием.

— Включи чего–нибудь погромче, — попросил Казарян, взял в каждую руку по стулу и поставил их рядом с большим динамиком. Ходжаев поиграл на клавиатуре пульта, и понеслась Мадонна. Вкусы у кандидата искусствоведения были примитивные. Кандидат еще что–то поправил на пульте, убедился, что все в порядке, и направился к Казаряну и двум стульям. Уселись.

— Следовательно, ты считаешь, что меня слушают, — констатировал догадливый Ходжаев.

— Вероятнее всего, Ленчик.

— А почему, как думаешь?

— Потому что ты на них работаешь.

Мадонна сексуально визжала. Ходжаев, мутно глядя на Казаряна, подмычал мелодии, не стесняясь, энергично поковырялся в носу и, естественно, хорошо подумав во время свершения перечисленных актов, спросил:

— Считаешь, что я в Конторе служу?

— Для такого вопроса ты слишком много думал. Значит, ты думал о другом, Ленчик. Темнить собираешься?

— Сейчас я никому не служу, — цинично (не отрицая, что служил, когда надо и кому надо) признался Ходжаев, а далее продолжил уже о другом:

— Времени совсем нет, понимаешь, Ромочка? Игорный бизнес, оказывается, непростая штука. Кручусь, как белка в колесе, по восемнадцать часов в сутки.

— А с дамочками как? — тоже о другом спросил Казарян.

— С дамочками туго. Забыл, как это делается.

— И не вспомнил, когда к тебе Татьяна Горошкина явилась?

— Так, — выпучив от сосредоточенности глаза, бессмысленно изрек Ходжаев и повторил: — Так… что ты знаешь, Рома?

— Я разбежался и тебе все сказал. Мы еще с тобой долго–долго говорить должны. Предварительно. Будем говорить, Ленчик?

Мадонна завопила о другом. Шелковое покрытие динамика аж слегка шевелилось от этих воплей. Ходжаев думал. Подумав, ответил вопросом же:

— Есть ли смысл в этом разговоре?

— Твой вопрос, как я полагаю, надо понимать так: "Что я буду с этого иметь?" Отвечаю: полезную для тебя информацию.

На этот раз времени на размышления у Ходжаева оказалось намного больше: от дверей Арсенчик катил сервировочный столик с бутылкой виски, чашей со льдом и тарелкой с соленым миндалем.

— Прошу вас, — вежливо предложил он выпивку, уже подкатив столик.

— Спасибо, — машинально поблагодарил Казарян.

— Я все запомнил, дорогой гость, — в ответ сказал Арсенчик.

— Он меня пугает? — удивленно поинтересовался Казарян у Ходжаева.

— Ну, молодой, молодой он! — уже раздраженно объяснил Арсенчикову позицию Ходжаев. — Горячий. Налей–ка нам, гордый кавказец.

Глядя только на бутылку и стаканы, молодой горячий кавказец разлил по двум толстым стаканам, кинул кубики льда и осведомился вроде бы опять у бутылки:

— Я могу уйти?

— Иди отдыхай, — за бутылку ответил Ходжаев и, когда Арсенчик вышел, сказал Казаряну: — Естественно, за эту информацию ты потребуешь информацию у меня.

— А ты как думал? Баш на баш.

— Оно, конечно, баш на баш, но кто–нибудь, один из двоих всегда выигрывает. Вот я и прикидываю, кто выиграет.

— Ты, — уверенно сказал Казарян.

— И что же я выиграю?

— Жизнь, Ленчик, свою жизнь или точнее: продолжение своей жизни.

— Следовательно, сейчас моя жизнь в опасности?

— Ты даже не представляешь в какой!

— В какой же? — не дрогнув поинтересовался Ходжаев.

— Не по правилам, Ленчик! — уличил его Казарян. — Не получив от тебя ничего, я должен отдавать свои сведения бесплатно?

— Ты сказал мне страшные слова, Рома, а эти слова должны быть без всяких условий подтверждены фактами или хотя бы мотивированными предположениями. Здесь игры не бывает и правила отсутствуют.

Ходжаев взял со стола полный стакан и не спеша стал лить его в себя, зубами придерживая льдинки. Отхлебнул и Казарян из второго стакана. Похрустели миндалем. Как бы в оргазме задыхалась Мадонна.

— Ты прав, Ленчик, — наконец согласился Казарян. — Вполне обоснованное и страшное предположение: мы в цепочке, звенья которой методически и последовательно уничтожаются и будут уничтожаться в дальнейшем.

— Я не причем, Рома. Я вне цепочки.