Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)

— Возьмите дежурный автомобиль и поезжайте.

— Хорошо, но сначала надо встретиться с одним человечком, которого я заслал возможные места появления Мары на нашем поселке проверить. Он должен вот-вот подойти.

— Ладно, встречайтесь… вам виднее. Потом только не забудьте проехать по адресу… Я пойду домой. Побреюсь, чайку попью и в отдел… И вы не забудьте к девяти прибыть, — напомнил он на всякий случай. — Да приведите себя в порядок, чтоб людей не пугать своими мятыми и небритыми лицами. Мат вашу… — беззлобно, скорее отдавая дань традиции, упомянул он мать.

Не успел Иван Иванович скрыться за углом дома, как из-за булочной вынырнул Клин. И Астахов пошел с ним шептаться.

— Полный голяк! — вернувшись, сообщил участковый товарищам, а Клина направил к следователю на допрос в качестве свидетеля.

Тому не хотелось канителиться с допросом на месте преступления, и он вызвал Клина повесткой к себе в прокуратуру на четвертое мая.

Астахову это не понравилось: Клин мог не пойти, чхать он хотел на все прокурорские ксивы и повестки. Это с одной стороны. А с другой — показания Клина хоть косвенно, но давали основания следствию задержать Васю и Мару на основании статьи 122 УПК в качестве подозреваемых. Без показаний Клина материал был совсем пуст. Опрошенные дежурным опером соседи Банниковой, как и стоило того ожидать ничего нового не вспомнили, наоборот, понимая, что «вляпались» в уголовный процесс, заявили, что крепко спали, ничего не видели и не слышали. То же самое сказала и Апухтина. Одно дело шептать участковому на ухо тет-а-тет, другое — давать письменные показания. Астахову не понравилось, и он стал требовать, чтобы Башмаков допросил Клинышева. Башмакову хотелось домой, в постельку. И совсем не хотелось допрашивать Клина.

Михаил Иванович с употреблением ненормативной лексики высказался в адрес прокуратуры и ее работников. Смысл этого высказывания сводился к тому, что прокурорские только бедных милиционеров рады терзать и допрашивать, аж руки потирают, но когда нужно для дела — их и нет.

Башмаков обиделся и поручил допрос Клина провести самому Астахову.

— Ну и хрен с тобой, — сказал участковый, взял бланк протокола допроса свидетеля и повел Клина в опорный пункт.

Паромов и Сидоров пошли следом.

— Нехорошо получилось… — посетовал Паромов, когда Астахов, быстренько допросив, отпустил Клина восвояси. — Опять с прокурорскими натянутые отношения будут…

— И черт с ними, — поддержал Астахова Сидоров. — Все равно от них нам ничего хорошего ждать не приходится. Правильно Миша сделал, что отматерил! Пусть знают наших!

— Их, впрочем, как и нас, матом не проймешь, а отношения портить не стоило. Беда в том, что не мы их допрашиваем, а они нас, если что, не дай Бог случится! — остался Паромов при своем мнении.

— Ладно, старшой, не каркай опять. Ты и так уже постарался: труп накаркал! Забыл что ли? — стал вдруг суеверным Сидоров.

Астахову дискуссировать было некогда: он беседовал по телефону с дежурным, напоминая последнему о необходимости проверки сестры Мары.

— Володь, это не я накаркал трупяшник, — отбивался от атак подчиненного Паромов. — Это весенний синдром… или традиция… У нас, что не весна, то обязательно убийство или покушение на убийство. Какая-то криминальная закономерность. Обострение преступной наклонности у отдельных граждан… Страна ждет строителей коммунизма, а гегемон не желает идти в светлое будущее, он на нары просится…

— Ну, ты и загнул? — заржал молодым жеребчиком Сидоров. — Строители… гегемоны… светлое будущее… Сплошная заумь. Это, наверное, от бессонной ночи у тебя шарики стали за ролики заходить. Похлестче, чем у Тамарки Кукушкиной, с улицы Черняховского. Та систематически по два раза в год пишет: то Валентине Терешковой, то в Организацию Объединенных Наций, что соседи ее через сеть отопления невидимым газом травят, отчего она задыхается и целыми днями спит. Спит и толстеет. А еще ее мужики не любят…

Теперь смеялись уже оба.

На участке Сидорова Владимира Ивановича уже несколько лет проживала пенсионерка Кукушкина Тамара Игоревна, женщина лет пятидесяти, страдающая одышкой и излишним весом, состоящая на учете в областном психоневрологическом диспансере, которая время от времени, после очередного обострения ее психического состояния, посылала длинные заумные письма в различные инстанции. В письмах обязательно жаловалась на соседей, отравляющих ее сонным газом, и на участковых, не принимающих мер к этим соседям.

— Это что, — встрял Астахов, окончив разговор с дежурным, — вот у меня завелся дедок в сорок шестом доме по Обоянской. Дедок так дедок! Тот пишет, что его чуть ли не каждую ночь забирают из постели инопланетяне и проводят с ним опыты по «прокачке» мозгов, желудка и мочевого пузыря. И что участковый Астахов, то есть, я, — тут Астахов постучал кулаком себя в грудь, — никаких мер к этим инопланетянам не принимаю. Вот так-то!

— А не пишет ли он, что ты, Астахов, водку пьешь с этими инопланетянами? — спросил Сидоров, ощерившись в очередной улыбке. — К тому же на халяву… Моя Кукушка про меня это обязательно кукукнет!