Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11

― Ты знаешь, ты! ― поправил Николай Александрович, и послушный Владлен еле слышно пробормотал:

― Ты же знаешь...

Ларионов любовно раскладывал пасьянс из одиннадцати фотопортретов. Сначала с ряд выложил всю наличность, потом с сожалением четыре убрал совсем. Еще четыре перевел во второй ряд. Подумал, подумал ― и решился: вторая четверка последовала за первой. Трое избранных смотрели на него. А он ― на них.

Вошел Казарян, глянул через ларионовское плечо на фотографии, восхитился:

― Ух вы, мои красавцы! ― И сел за свой чистый, без единой бумажки стол.

― А знаешь, Рома, зря мы домушниками не интересуемся. Конечно, девяносто процентов из ста ― примитивные барахольщики, и правильно, что ими район занимается, но попадаются, я тебе скажу, любопытнейшие экземпляры. Любопытнейшие. ― Ларионов, будто в три листика играя, поменял фотографии местами. ― Как твои дела?

― Как сажа бела. Под нашу резьбу с величайшим скрипом лишь Миша Мосин, посредник-комиссионер среди любителей антиквариата, нумизматов, коллекционеров картин, с которых он имеет большую горбушку белого хлеба с хорошим куском вологодского, если не парижского сливочного масла. Напрашивается вопрос: зачем ему уголовщина?

― Напрашивается ответ: чтобы кусок масла стал еще больше.

― Будем на это надеяться. У тебя что?

― Вот эти трое.

― Что ж, надо исповедаться. ― Казарян вылез из-за своего стола, направился к ларионовскому. Взял фотографии, без любопытства посмотрел и вернул их на свое место, небрежно бросил на стол. Отошел к окну. ― Надо, конечно, надо. Но граждане эти, судя по обложкам, пареньки серьезные. Пойдут ли они на такое дело во время нынешней заварухи, когда ― они не дураки, они про это знают ― мы рыбачим частым неводом? Вот вопрос.

― Не каркай заранее, Рома. Давай действовать по порядку.

― Я не против, Сережа. ― Казарян тянул время, не решаясь сказать важное. Но все же решился. ― Ты знаешь, почему Серафим Угланов, по кличке Ходок, пошел брать писательскую квартиру непохмеленым? Конечно знаешь: у него не было ни копья. А почему у него не было ни копья, ты не знаешь, наверняка. А я знаю. У меня с Серафимом душевный разговор был, и он мне сказал, что накануне скока он вполусмерть укатался в карты. Все спустил, до копейки.

― Зачем ты мне все это рассказываешь? ― настороженно спросил Ларионов. Он уже догадался, о чем хочет поведать ему Казарян, но не хотел, чтобы это было правдой.

― Для сведения, Сережа. Раздевал Серафима известный катала Вадик Клок. И не его одного. Среди пострадавших ― кукольник-фармазон Коммерция и залетный ростовский домушник, не пожелавший никому представиться. Обращались к нему просто: Ростовский.

― У кого играли? ― быстро спросил Ларионов.

― У Гарика Шведова, известного тебе ипподромного жучка, приятеля Клока.

― Что ж они, не знали, что на каталу нарвались?

― Поймать его, дурачки хотели. Боюсь, Сережа, что Санины опасения оправдаются, и нам достанется второй вариант. ― Ничего не знал Казарян (официально) об отношениях Ларионова с Клоком, он и не предполагал ничего, сообщил только сведения о некоторых представителях преступного мира.

― Когда пойдем Смирнову сдаваться: сегодня вечером или завтра утром? Правда, сегодняшний вечер еще наш.

― Завтра, ― не глядя на Казаряна, решил Ларионов. ― Мне кое-что проверить надо.

Была пятница, поэтому его пришлось искать, искать весь вечер. Нашел-таки. Нашел в бильярдной Дома кино, временно расположенного в гостинице "Советская", в связи с ремонтом здания на Васильковской.

В светлом уютном помещении Вадик Клок гонял пирамидку с молодым лысоватым кавказцем. Кавказец, играя на выигрыш, вел партию по-маркерски осторожно, а Вадик, шикуя, рисковал. Ларионов дал ему проиграть пятьсот, а потом глазами указал на дверь. Клок, передавая кий саженному красавцу, попросил его слезно:

― На одного тебя надежда, Эрик. Попотроши Карлена как следует. За меня.

Красавец ослепительно улыбнулся и склонил маленькую голову с идеальным пробором в знак согласия. Клок тихо расплатился с кавказцем и побрел к выходу. Подождав немного, направился за ним и Ларионов.

Они шли бульваром к метро "Динамо".

― Что ж так неосторожно, Алексеич? ― укорил Клок. Ларионов остановился, осмотрелся. Никого поблизости не было. Тогда он быстро, коротким крюком левой, жестоко ударил Вадика в печень. Вадика скрутило, и он стал оседать. Ларионов удержал его левой, а с правой дал под дых. И отпустил. Вадик сел на дорожку. Ларионов смотрел, как его корежит. Наконец Вадик хватанул воздуха почти нормально. Ларионов посоветовал:

― Вставай, а то простудишься.

― За что?

― За дело, ― ответил Ларионов.

― Ты со мной поосторожнее, Алексеевич, ― посоветовал Вадик, вставая. ― Я тихий, но зубастый. Я и укусить могу. Смотри, Алексеевич!

― Зубы обломаешь, кролик, ― презрительно отрезал Ларионов. ― Пойдем на скамеечку присядем.

Сели рядом, как два добрых приятеля.

― Чего ты от меня хочешь? ― завывая, спросил Клок.

― О чем я тебя вчера, скот, спрашивал?

― О чем спрашивал, то я тебе и сказал.