― Не столько хорошо, сколько просто. Для тебя.
― В общем, я тебе, Миня, верю. Хотя нет, все наоборот. В общем, я тебе, Миня, не верю, но в данном конкретном случае верю.
― Тоже мне Станиславский! Верю! Не верю!
― Хватит блажить-то. Давай вместе подумаем. Я поначалу был убежден, что наводка зрячая. А вот окружение прошерстил и усомнился.
― А если темная, Рома?
― Откуда? Среди окружения фофанов для темной наводки нет.
― Есть идея, Рома.
― Поделись.
― А что я с этого буду иметь?
― Миня, могу тебя заверить: от моих благодеяний миллионером станешь.
― Да я шучу, шучу! Хотелось бы просто от тебя в знак признательности небольшой сувенирчик. У твоего папаши в чулане лентуловский этюд пылится. Только и всего!
― Договорились. А ты мне в ответ ― театральный экскизик Добужинского. Я помню, у тебя их несколько.
― Это же баш на баш! Мне-то какая выгода?
― Как знаешь, Миня, как знаешь!
Мосин отчаянно махнул рукой:
― Ну, что мы с тобой, право, как на базаре! Бери идею задаром.
― Значит, Лентулов менять прописку не будет.
― Как это не будет? ― возмутился Мося. ― Мы же с тобой договорились: ты мне Лентулова, а я тебе ― Добужинского.
― Ладно. Отдавай идею задаром.
― Вы в своей конторе на Петровке небось думаете, что вы самые умные и проницательные. А у некоторых на плечах тоже не кочан капусты.
― Кстати, насчет эвфемизмов. Некоторые ― это ты?
У казаряновской альма-матер ― юрфака ― они перешли на другую сторону улицы, свернули налево и мимо старого здания МГУ, мимо американского посольства выруливали к "Националю".
― Абсолютно верно. Я. Так вот, у которого на плечах не кочан капусты вне зависимости от вас размышлял о краже и пришел к выводу, что наиболее вероятный источник о палагинской коллекции и о квартире ― обслуга. Прикинул: жактовские деятели, приходящая прислуга, персональная портниха жены и, наконец, столяр-краснодеревщик, который уже много лет строит Палагину разнообразные вместилища для его коллекции.
Слесаря, водопроводчики, домработница, портниха, электрики, конечно же, могут дать кое-какие сведения о квартире Палагина. Но исчерпывающие сведения, а главное ― все о коллекции, может дать только Петр Федосеевич, краснодеревщик. Я его знаю сто лет, Палагин его знает сто лет, все его знают сто лет, и поэтому почти с уверенностью можно сказать, что на сознательную зрячую наводку он никогда не пойдет. А вот втемную его использовать могли.
― Завтра с утра мы с тобой, Миня, в гостях у Петра Федосеевича.
― А ты сегодня Лентунова подготовь. Там масло, ты пыль влажной тряпочкой сотри, подсолнечным маслом протри и опять насухо вытри. ― Мосин подошел к окну кафе, глянул в щель между неплотно задвинутыми гардинами, сообщил: ― Юрий Карлович с Веней кукуют. Обрадовать, что ли, советскую литературу?
― Валяй. Подкорми классиков с доходов праведных.
― Компанию не составишь?
― Мне, Миня, пьянствовать в общественных местах не положено. Особенно с тобой.
― Грубишь, хамишь, а зачем?! Будь здоров тогда. ― И Миня небрежно кивнул Казаряну. Наказав Казаряна за милицейскую грубость, он тут же добавил, ибо не забывал ничего и никогда: ― Завтра в девять часов утра я жду тебя у метро "Дворец Советов".
У Александра было прекрасное настроение, потому что Ларионов подходил к концу своего доклада о проделанной по делу о палагинской краже работе.
― Кое-что о Леониде Михайловиче Берникове я подсобирал. ― Ларионов сверился с бумажкой, ― Л.М.Берников, 1896 года рождения, образование незаконченное среднее, с 1933 года постоянно работает в системе промкооперации, в основном в должности председателя различных артелей. К судебной ответственности не привлекался, однако в знаменитом текстильном деле сорокового года фигурировал как свидетель. В настоящее время заведует производством артели "Знамя революции", изготовляющей мягкую игрушку.
― Похоже, Сережа, похоже, ― оценил ларионовскую работу Смирнов. ― Я понимаю, у тебя времени не было, но все-таки... В УБХСС на него ничего нет?
― Я по утрянке к Грошеву успел заглянуть. Говорит, что единственное у него ― подозрения.
― Что делать будем?
― Романа подождем и решим.
― А где он запропал? ― вдруг высказал начальственное неудовольствие Смирнов.
― Звонил в девять, сказал, что к одиннадцати, к полдвенадцатому будет. У него там что-то по наводке выклевывается.
И действительно выклевывалось, потому что оперуполномоченный Роман Казарян сиял как медный, хорошо начищенный таз. Он вошел в кабинет Смирнова вольно-разболтанной походочкой, оглядел присутствующих, небрежно поздоровался:
― Привет! Трудитесь? Ну-ну! ― И кинул себя на стул.
― Привет, гражданин Ухудшанский! ― ответствовал его начальник Смирнов.
Казарян поморгал-поморгал, понял, посмеялся сдержанно, отреагировал:
― Точно отмечено. Исправлюсь, товарищ майор. Так что же у вас новенького? ― Но надоело, и он торжественно сообщил: ― Пока вы тут в бумажки играете, бюрократы, я, по-моему, кончик ухватил.
― И я кончик ухватил, ― скромно, но с достоинством, сообщил Ларионов, а Смирнов задал им детскую загадку:
― Два конца, два кольца, посредине ― гвоздик. Что это такое, друзья мои?