Антология советского детектива-6. Компиляция. Книги 1-11

Он нашел место у центра, где была зарыта банка, — земля здесь легко поддавалась, ее можно было выгребать ладонью. Обычно в таком месте и оставляли записки геодезисты. Но на тех пунктах, на которых шла работа. А Жаксы-Тау никому не нужна.

Мамбетов опустился на бровку канавки, треугольником охватывающей пирамиду, достал и развернул переданные ему Санкевичем записки. «Жаксы-Тау»... Хорошее название... Горы или пункта? Поставлены кавычки — значит, пункта. Так написать мог только геодезист или геолог. Ладно, геодезист не был. А геолог мог забрести — гора с геологической точки зрения интересна: здесь такие четкие обнажения, складки... Поднялся, закусил шпротами и оставил записку по привычке. А вот Мамбетов теперь ломай голову. Ой, аллах! Если бы Лысов узнал, вот расписал бы!.. А что если, в самом деле, записка имеет отношение к «Незваному гостю»?

Ну вот, Мамбетов, и у тебя пошла голова кругом. А давно ли ты критиковал Лысова за подозрительность? Червь сомнения коснулся и твоей души. Вот ты и сидишь под пирамидой, надвинув на глаза свои смоляные брови. На твоем лице обозначились мучительные складки. Ты жадно сосешь папиросу. И все глядишь на листки. А они ничего не говорят тебе... Только одно слово: «Жаксы-Тау»...

Мамбетов поднялся, взял с собой банку и, уже не глядя вниз на далеко открывавшуюся степь, направился к иноходцу.

Вскоре он был на дороге. Но не продолжал прерванный встречей с Санкевичем путь, а повернул лошадь обратно, в поселок.

Несколько дней ушло на то, чтобы проверить возникшие на первых порах подозрения, но все его усилия не привели ни к чему.

Шпроты в магазинах, к огорчению Мамбетова, не переводились, и Алима принесла ему точно такие же банки.

— Ешь, милый мой. Может, тебе еще какие-нибудь консервы принести? Хочешь — сардины...

Он и сам обошел магазины, спрашивал у продавцов, хорошо ли идут шпроты, кто покупает их. Люди в ответ улыбались. Конечно, многие берут. Разве запомнишь? Не такой уж приметный товар, эти шпроты. Вот если бы Мамбетов спросил, кто покупал мотоциклы! А шпроты... Делать тебе нечего, товарищ Мамбетов, вот и ходишь по магазинам. А впрочем, кто знает, что у тебя на уме. Говоришь про шпроты, а сам думаешь о другом.

Как-то весь вечер Мамбетов просидел над бумагами экспедиции, перелистывал отчеты, объяснительные записки, табеля, но ни в одном документе не усмотрел почерка, похожего на тот, каким написано это мучающее его слово: «Жаксы-Тау». Бухгалтер, пришедшая утром за документами, взглянула на Мамбетова с обидой и недоумением. «Скажи мне, что тебе нужно, я помогу...» — прочел Мамбетов в ее глазах. «Нет, моя милая, не могу... Скажу — ведь и ты потеряешь покой», — ответил он взглядом.

Так и пролетело время впустую. И Мамбетов не знал, сколько еще пролетит так. А каждый ушедший день оставлял в душе свой след-царапину. Что-то не подтверждалось, что-то оставалось невыполненным, что-то вообще нельзя было сделать. И каждое из этих «что-то» ранило.

Недовольный собою и уже подтрунивавший над своими неудачными попытками разгадать тайну записок, Мамбетов шел на работу с намерением сразу засесть за докладную записку начальству, отписаться за все, что он делал, и уехать в степь, теперь уже надолго. Нужно было самому поговорить с Малининой, Луговым, присмотреться к Виднову, побывать в других отрядах экспедиции, в отделениях и аулах совхоза, в бригадах механизаторов. Дел накопилось воз.

Подходя к своему особняку, Мамбетов увидел на каменном порожке человека.

Незнакомец не насторожил Мамбетова. Почти каждое утро, когда он шел на работу, его встречали посетители. Они обращались к нему по самым различным вопросам, но большей частью по своим, личным. Конечно, Мамбетову хотелось, чтобы к нему приходили и с сообщениями о подозрительных лицах, появляющихся где-либо в районе или на трассе канала. Но Мамбетов — депутат, член бюро. Он должен вникать в нужды людей, обходить районное начальство, восстанавливать справедливость. И хотя все это отнимало время, Мамбетов никому не отказывал и уже не представлял своей жизни иначе.

Когда Мамбетов приблизился, незнакомец встал. Высокий, худой, с котомкой в руке. «Нездешний», — определил Мамбетов.

— Моя фамилия — Середкин. Я к вам, — проговорил человек, глядя на Мамбетова колючими, недружелюбными глазами.

— Прошу, — Мамбетов указал на дверь.

— Да у меня секретов нету. Я и тут вам скажу. А признаться, так хочу у вас попросить папиросу. Я ведь прямо со степу...

Мамбетов достал папиросы, открыл.

— Берите.

— Вот спасибочко.

Середкин закурил, затянулся дымком, и глаза его отошли, повеселели.