Антология советского детектива-6. Компиляция. Книги 1-11

— Я не понимаю вас, — удивленно сказал врач. — О чем вы говорите, что могло измениться в моих отношениях с Леночкой? Я любил ее и продолжаю любить. Как видите, вы пришли в квартиру холостяка. Я живу один, и мне трудно найти слова, чтобы вот так, сразу, рассказать вам, малознакомому человеку, все то, что я пережил после известия о трагической гибели Леночки. Мы были очень дружны и, я знаю, она любила меня так же крепко, как я ее. Но началась война, Леночка сказала, что она не может остаться здесь, в Херсоне, и ушла добровольцем на фронт. Я рвался за ней, я требовал, чтобы меня взяли в армию, но я страшно близорук, и мне отказали. За три месяца от Лены пришло четыре коротеньких письмеца. Я только и жил этими письмами. А потом писем не стало. Я писал десятки раз по тому номеру полевой — почты, который она мне сообщила. Ответа не было. Я писал командованию части просьбой сообщить мне, где Черемисина, думая, что, может быть, ее перевели куда-нибудь. И вот, наконец, пришел долгожданный ответ. Открывая письмо, я радовался, как мальчишка. Для меня в ту секунду не было ничего дороже этого конверта из серой плотной бумаги с треугольником армейской полевой почты. Могу только сказать, что более страшной минуты, чем та, которую я испытал, когда прочитал письмо, в моей жизни не было. Командование части сообщало, что Лена пала смертью храбрых в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Я потом писал еще в ее часть, много писал, просил рассказать мне подробности, как это произошло, спрашивал, где я могу найти ее могилу. И получил ответ. В нем говорилось о том, что Елена Черемисина была схвачена немецкими извергами на поле боя. Они взяли ее живой, зверски надругались над ней и убили. Где это происходило, писал мне командир части, мы вам сейчас по оперативным условиям сообщить, к сожалению, не можем.

Рассказывая все это, доктор Никодимов очень разволновался, голос его дрожал, в глазах стояли слезы. Ему было неудобно показывать свою слабость перед молодым офицером, и он отвернулся к окну. Успокоившись немного, Никодимов спросил Валуева:

— Могу я узнать, товарищ лейтенант, чем вызваны ваши вопросы о Елене Черемисиной?

— Да, доктор, конечно. Мне поручено выяснить, действительно ли погибла Черемисина и найти к тому достаточные доказательства.

— Может быть, я не имею права спрашивать вас о подробностях, — обратился к лейтенанту Никодимов, — но чего нельзя сказать — не говорите; я понимаю особенности вашей службы. Но, все-таки, кому и для чего нужны сегодня такие доказательства? У Лены было три близких человека: отец, мать и я. Отец и мать погибли, Я, к сожалению, жив, и в ее гибели у меня нет никаких сомнений. Если хотите, я покажу вам сейчас документы. Я не могу им не верить. Это писали ее старшие боевые товарищи.

Доктор открыл стол, бережно вынул оттуда папку, перевязанную черной лентой, и извлек из папки письма. Несколько писем, написанные на листках школьной тетради беглым мелким почерком, были, видимо, письмами Лены, и Никодимов отложил их в сторону. Последнее письмо на имя доктора Никодимова было от начальника политотдела соединения, где служила Черемисина. Начальник политотдела писал, что командование разделяет его горе и что советские воины постараются отомстить за гибель молодой патриотки.

— Вот, — сказал Никодимов, — какие уж тут сомнения!

— Простите, доктор, а фотографии Елены Михайловны Черемисиной у вас не сохранилось?

Врач потеплевшим взором посмотрел куда-то через плечо лейтенанта, и тот, следуя за взглядом врача, обернулся. На стене висел портрет коротко остриженной миловидной круглолицей девушки с вздернутым носиком и крупной родинкой над «верхней губой».

— Доктор, вы разрешите нам переснять этот портрет и документы?

— Вы это сможете сделать здесь, у меня? Я не хотел бы ничего выносить из этой комнаты. Как видите, это мой мир, и я им живу.

— Хорошо, но для этого нам придется потревожить вас еще раз.

— Пожалуйста, завтра после двух вы меня застанете дома. Но вы мне так и не ответили на мой вопрос, лейтенант.

— Видите ли, доктор, в чем дело. В одном из городов страны живет еще одна Елена Михайловна Черемисина и тоже родом из Херсона, бывшая студентка педагогического института, ушедшая на фронт. И у нее тоже родители погибли от бомбежки во время войны в Херсоне. И она жила в Херсоне по ул. Ленина, в доме номер тридцать девять.

— Но это же чудовищно! — воскликнул доктор Никодимов. — Это же Леночкин институт, Леночкин адрес.

— И, тем не менее, Елена Михайловна Черемисина существует, работает библиотекаршей в научно-исследовательском институте. А вы не могли бы предположить, доктор…

— Чего?

Лейтенант Валуев замялся, он понимал всю нетактичность и грубость вопроса, но не задать его не мог. И он спросил:

— А вы не могли бы предположить, доктор, что Черемисина жива, но по каким-то соображениям решила не возвращаться после войны в Херсон?

— Не кощунствуйте, молодой человек! — ответил Никодимов и стал бережно укладывать в папку документы.

— Тогда остается предположить, — сказал Валуев.

— Что? — устало поднял голову доктор.