Антология советского детектива-8. Компиляция. Книги 1-17

Он положил на стол листок с рядками цифр, включил передатчик. Девушка сунула карты в ящик и с улыбкой превосходства наблюдала за медлительными движениями майора. Перед первым занятием в осовиахимовском клубе она месяца два долбила наизусть азбуку Морзе. А на занятии расплакалась, потому что радисты не считают точки и тире. Как мелодия любимой песни вызывает в памяти слова, так в свисте морзянки радисты на слух читают звучание каждой буквы. Это показалось ей чудом. А сейчас ей смешно, что майор так неровно выбивает ключом цифры. Но, читая эти цифры на слух, она не знала, что майор просит начальника контрразведки фронта установить наблюдение за ее радиостанцией и передать не позже, чем через час, что просьба будет выполнена.

Они успели опять поменяться местами, когда в машину поднялась старший сержант Кира Кутырева, а вслед за ней посыльный с узла связи. Он забрал принятые радиограммы и оставил новые для передачи. Радистки сменились без обычных разговоров о том, о сем.

— Ох, и спать хочется! Сейчас как завалюсь! — сказала Маринка, прощаясь, и сошла на землю.

Она только шагнула от лестницы, как сильная мужская рука цепко схватила ее повыше локтя. Она рванулась, но незнакомый голос тихо сказал над ухом:

— Сержант Смирнова, вы арестованы…

IV

Всем радистам армейского РАФа была известна особая привязанность майора Ефременко к радиотехнике. Его приходы на рацию никого не удивляли. И все-таки присутствие в машине старшего офицера обычно стесняло радистов. По Кире этого не было заметно. Она повесила пилотку на гвоздик, расправила гимнастерку, заложила за уши пряди коротких каштановых волос и спросила, глядя на раненую руку майора белесыми неулыбчивыми глазами:

— Я могу начинать работу, товарищ майор?

— Давайте, действуйте, я жду радиограмму, — сказал майор и подумал, что Сотников зря так охаивал Киру: у нее была ладная фигура, лицо ее было бы даже миловидным, но прыщики и краснота огрубляли его; полную грудь украшала медаль «За боевые заслуги» и две нашивки за ранения.

Когда с месяц назад Кира явилась с направлением к начальнику узла связи, майор, проверявший радистов важных раций, ознакомился с ее личным делом, побеседовал с ней, потом послал запросы на место ее последней службы на Северо-Западном фронте и в госпиталь. Неясно было, почему после выздоровления ее направили на юг, а не на север, где она служила с начала войны. Впрочем, так бывало часто, ответы пришли положительные, и он перестал интересоваться ею.

Но ее сближение с Овсянниковым неприятно поразило майора. Было противоестественно видеть сильную молодую женщину рядом с тщедушной, типично канцелярской фигуркой пожилого, потертого бывшего бухгалтера.

Формально старый холостяк Овсянников был вправе встречаться с кем угодно. И может быть, майор не послал бы своего помощника провожать Овсянникова, если бы в составленном им списке новых радистов первой не стояла Кира Кутырева. Теперь же у него из головы не выходило то, что доложил Сотников о свидании Овсянникова с Кирой.

Кира протянула майору радиограмму и взялась за ключ.

— А Маринка быстрее вас стучит, ну-ка, покажите класс, — подзадорил он ее.

— Я всегда в одном темпе работаю, — равнодушно ответила Кира.

«Пора идти отдыхать, — подумал майор, пряча бланк. — Разговаривать она не хочет, незачем раньше времени действовать ей на нервы».

В саду майор подозвал сержанта Рыскулова, отдал распоряжение и долго смотрел на восток. Небо по-прежнему было обложено тучами.

Он прислушался, но ни гула самолетов, ни отзвуков далеких взрывов не было слышно.

«Вот бы на самом деле передышечку ростовчанам!» — весело подумал майор и глянул на светящийся циферблат часов.

Было три часа двадцать пять минут утра.

Стрелки на карте

I

— Чёрт возьми! Да проснется ли он в концё концов!

Это восклицание Штимме относилось к лейтенанту Павлюку. Ефрейтор принял экстра-радиограмму и нервничал перед запертой дверью. Лейтенант сам предупредил об этой радиограмме. И не разбудишь его!

А лейтенант Павлюк метался в кошмарном сне. Лес казался бесконечным. То и дело путь преграждали поваленные деревья. Изнемогая от усталости, Павлюк карабкался через них, падал и снова брел, прижимая к груди сверток с цифрами и документами. Он торопился, за ним гнались. Он не заметил, как его схватили, не почувствовал, как вырвали сверток. Его били по голове, от этого звенело в ушах. Но он смотрел на бесплотные фигуры судьи Маркова и фрейлейн Лиззи, которые манили его к себе. А по голове опять колотили…

Терпение Штимме лопнуло. Ефрейтор изо всей силы бил кулаком в дверь. Павлюк вскочил с койки с такой злобой, что вся храбрость Штимме испарилась. Ефрейтор растерянно выговорил:

— Радиограмма, герр лейтенант…

Павлюк вырвал у ефрейтора бланк, заперся и сел на койку. Голова раскалывалась. Вечером он перехватил коньяку. Он достал из сейфа новую бутылку и опохмелился.