Антология советского детектива-8. Компиляция. Книги 1-17

Семен и Васька вымокли до нитки, пока добрались до бывшего пожарного сарая, превращенного фельдкомендантом в тюрьму. Выждав минут десять, нужных мальчику на обратный путь, Семен прислонил к стене железяку и выглянул из-за угла. Он так бы и не увидел ничего в косой стене дождя, но в это время в пузыристых лужах десятками голубых стрел изломалась молния, и Семен разглядел под карнизом сарая мокрый нахохлившийся плащ с капюшоном.

Затаив дыхание, Семен подобрался на расстояние прыжка. Остальное было делом секунды. Полицейский со штыком в спине хрипло вздохнул, качнулся и, повинуясь обхватившим его рукам, безжизненно опустился на мокрую землю…

Спустя несколько минут мимо трупа полицейского прокрались в обнимку две фигуры. Они обогнули сарай и исчезли в переулке, выходившем на юго-восточную окраину села.

А над Марфовкой во всю силу свирепствовала буйная августовская гроза…

Мать и дочь

I

Оксана Ивановна, громыхая ведрами, поправила на плечах коромысло и побрела к колонке на углу Садовой и Артемовской. Тут всегда бывала очередь, потому что струйка из крана еле сочилась. Гитлеровская комендатура города Энска строжайше запрещала всякие сборища, но вода была делом житейским, мало ли ее уходит по домашности, и комендантские патрули не обращали внимания на старух и стариков у колонки.

Обычно, занимая очередь, Оксана Ивановна вязала в тени палисадника, не без удовольствия прислушиваясь к разговорам вокруг. Она кормилась спицами. Распускала шерстяное старье на нитки, вывязывала носки и варежки, при случае тут же продавала свои изделия, могла сторговать побитый молью джемпер или шарф.

Но вчера Федоровна, заворачивая к своему дому, ехидно спросила, откуда, мол, Галя приехала. У Оксаны Ивановны ноги подкосились; не поднимая глаз, пролепетала что-то и заспешила домой, расплескивая драгоценную воду. И нынче, полагая, что уже всем в городе известен ее позор, шла к колонке, низко склонив седую голову.

Серая змея разнокалиберных ведер уткнулась головой в колонку, около которой не затихала перебранка. Владельцы дальних ведер подпирали спинами покривившиеся палисадники по обеим сторонам улицы. Двое мальчишек на дороге играли в ножички. Старуха в засаленном халате торговалась с толстой рябой теткой, трясла головой, стараясь всучить ей расшитый петухами рушник.

Пристроив ведро к хвосту змеи, Оксана Ивановна отступила к палисаднику. Она не отрывала глаз от земли, но все же ей показалось, что кое-кто из знакомых нарочно отвернулся. «Ой, стыдоба моя, здоровкаться люди брезгуют!» — подумала она, усаживаясь на донышко второго ведра.

— Слыхали новость? — клонясь к ней, прошамкал старичок с венчиком зеленовато-седого пуха на голове. — Вчера на Гоголевской одна женщина двух офицеров немецких отравила, да…

— И как же? — обрадовалась Оксана Ивановна, что и без нее есть у людей о чем посудачить.

Старичок пожевал беззубым ртом, пригладил мох на голове.

— Сказывали, она с дочкой-малолеткой тоже отравилась, да…

— Царство ей небесное и малюточке ее! — скорбно прикрыла глаза прямая, как жердь, темноликая старуха в низко повязанном черном платке и осенила себя мелкими крестиками. — Двух иродов извела, много грехов ей господь простит!

— А еще сказывали, — старичок опасливо повертел головой по сторонам, зашептал, — город Орел наши взяли, да…

Оксана Ивановна никогда не выезжала за пределы Энска и не знала, где находится город Орел. Но известие было утешительное. За Орлом могла прийти очередь Энска.

Словоохотливый старичок рассказал еще, что на базаре полицаи били двух женщин, допытываясь, где взяли для торговли немецкие эрзац-конфеты. Потом он зашелся кашлем; отдышавшись, пожаловался на боль в спине.

— Пиявочек поставить, вот бы славно, да… — вздохнул он. — Есть у одной, дорого просит — стакан соли, да… Меня и банки облегчали, так в доме ни одной нет и спирту нет, да…

Оксана Ивановна растолковала старичку, как вместо банок поставить граненые стаканы, а вместо спирта жечь в них бумажные жгуты. Потом они передвинули свои ведра, а когда возвратились к палисаднику, из калитки углового дома вышагал, поблескивая сапогами, немецкий офицер и свернул на Артемовскую. А в калитке появились две женщины.

Одна в шелковом заграничном платье с цветастой каймой встала, подбоченясь, круглолицая, безбровая, с красным пятном вывернутых губ. Другая была хозяйка дома Ефросинья Даниловна Савченко, — по-уличному, Фроська. Темноволосая, с небольшой головой и белой красивой шеей, она скрестила руки на груди и недобро оглядела людей, заполнивших улицу.

Муж этой молодой бездетной женщины до войны работал техником коммунального отдела. Поговаривали, что огромный, в шесть окон дом он построил не очень честно.

С появлением немцев Фроськин дом приобрел шумную известность. Фроська не только сама принимала немецких офицеров. По утрам от нее уходили такие же беспутные бабенки с опухшими от пьянки, помятыми лицами.

Оксана Ивановна люто ненавидела и не упускала случая уязвить Фроську. Но сейчас ей было не до того. Она отвернулась к палисаднику, но поздно. Фроська шла прямо к ней.