Антология советского детектива-9. Компиляция. Книги 1-11

— Не могу толком сказать тебе этого, Павел Антонович, — вовсе тихо начал Степан, но с каждым словом голос его набирал уверенность и силу. — Сам в толк не возьму. Только есть у капитана Стукова документ из области, что я на твоего сына наехал уже на мертвого. И потому капитан Стуков говорит, что с Юрием твоим произошел несчастный случай…

— Это как же, на мертвого, — откачнулся Павел Антонович от Касаткина, вцепился рукой в баранку от такой новости, сказал тяжело: — Ну вот что, Степан, раз ты уж такой везучий, садись. Не бросать же тебя в метель… — И, давая выход переполнявшей его ярости, признался: — Ну, капитан Стуков, Василий Николаевич… Хотя и большой ты начальник, а найду я на тебя управу, сверну и тебе рога…

Сколько лет провел Степан за рулем, сколько поездил в такие вот студеные ночи, а не ценил, что в кабине такая благодать… Вот доберется до дому, Клава непременно сразу протопит баньку. Кости попарить не грех, смыть с себя все, что налипло на душу. Два месяца… И капитан Стуков обходился с ним строго. И обижаться не на кого — убийца. Да и самого изгрызла совесть…

Степан припомнил все это и с горечью подумал: а может, Клава и не станет баньку топить. Может, у нее в такую стынь не только баньку — избу протопить нечем? Кто ей дров припас? Одна с тремя малолетками, старший — Валерка — не добытчик еще. Двое маленькие — вовсе ясельники.

Степан стянул свою затертую шапчонку, обмахнул задубелой рукавицей пот со лба и трудно, со стоном вздохнул. Он думал о том, какую злую шутку сыграла с ним судьба-планида на последних километрах к дому. Когда Степан, не веря в чудо, вышел из райотдела, автобус в Таежногорск уже ушел, а следующий отправлялся утром. Степан битый час проторчал на развилке шоссе в ожидании попутной машины, но, видно, и впрямь в этот вечер нечистая сила закрыла движение на поселок. И вот когда до поселка всего ничего оставалось, а он вовсе выбился из сил, он услыхал автомобильные гудки, тревожные и надсадные, будто кто искал кого-то в кромешной тьме. И надо же — за рулем машины Павел Селянин. В страшном сне такое не примерещится. Лучше с медведем-шатуном повстречаться. А может, это в наказание?…

Степан вздохнул, теснее прижался к дверце кабины.

— Ты что мостишься? — прервал молчание Павел Антонович. Говорил он медленно и глухо, словно боялся расплескать спокойствие. — Чего ты к дверке приклеился? Садись по-людски. — Он усмехнулся, будто всхлипнул, покрутил головой, спросил горько: — А почему я сигналить стал, ты понял?

— Я так соображаю: увидали пешехода в метели, пожалели…

Селянин долго молчал, отводил суженые злостью глаза, заговорил хрипло:

— Эх, не ко времени, видно, я твоих пацанят вспомнил: удержался, чтобы монтировкой тебя не погладить. Память, значит, у тебя, Касаткин, короче заячьего хвоста. А совесть и того меньше. Не ворохнулась она на этом месте. Ты же напротив этой лесины кровь Юрки моего с гравием перемешал. Неужто позабыл?!

Он ничего не позабыл. До сих пор и сам не мог ответить себе, почему не остановился, увидав на дороге людей. Ровно злой дух подтолкнул под руку, даже скорость прибавил, объезжая толпу. Потом машина подпрыгнула на каком-то ухабе и сразу же, заглушая вой ветра и стук двигателя, донеслось:

— Стой, гад! Человека переехал…

А он опять, ровно злой дух под руку, включил четвертую скорость…

Потом была бессмысленная гонка по улицам спящего поселка. Мелькнула мысль: «Врезаться в стену — и конец…» Но увидел поставленный поперек дороги грузовик: закрыл глаза и… все-таки включил тормоз…

Дверцы кабины рванули. Степан сжался у руля и вдруг встревожился: «Стекла повыбивают!»

Его, как мешок, выволокли на снег, сбили с ног. Заслоняясь, увертываясь от ударов, он видел занесенные кулаки, перекошенные злостью лица.

— А ну, расступись! — В гвалте Степан узнал голос участкового Сомова. — Расступись! Так и до смерти забить недолго. Мало вам одного покойничка…

«Покойничка… Насмерть я, значит, его…» — Степан застонал от этой мысли.

— Чего смотришь? — строго спросил участковый и по своей привычке стал наставлять: — Раньше надо было смотреть, за рулем: — Он сердито притопнул ногой и вдруг спросил, будто они на завалинке толковали: — Как же это нанесло тебя, Степан Егорович? Вроде и шофер не из последних.

— Кабы знать, где убиться… — осевшим голосом проговорил Степан. — Пьяный был, вот и нанесло.

— Ох, водка, водка… — укоризненно заметил участковый, но спохватился, прикрыл рот рукой, кашлянул смущенно и спросил официальным тоном: — Сколько выпили? Где? С кем?

Касаткин затоптался на месте, обвел взглядом бледные в свете фар лица. И, стараясь вызвать к себе сочувствие людей, вместе с которыми ему не однажды случалось и за обновками в раймаг съездить, и в тайге шишковать, и «раздавить бутылку», стал рассказывать, как с обеда загулял с заезжими хребтовскими шоферами. Нельзя было при людях правду открыть. Перед Клавкой стыдоба… Да и какое значение имела сейчас эта правда!