В терминах, которые были более выразительными, чем любые другие, сформулированные в 60-х или раньше, революционный проект мог теперь быть четко определен как уничтожение иерархии, регармонизация отношений человека с природой путем регармонизации отношений человека с человеком, достижение экологического общества, структурированного на экологически проверенных технологиях и демократических общинах типа «лицом к лицу». Феминизм сделал возможным определить значение иерархии в очень экзистенциальной форме. Срисованный из литературы и языка социальной экологии, он изобразил иерархию при помощи статуса женщины во всех классах, занятиях, социальных институтах и семейных отношениях конкретной, видимой и мучительно реальной. Он показал ужасные жизненные условия, в которых страдали все люди, и особенно женщины, он разоблачил неуловимые формы иерархии, существовавшие в детской, спальне, кухне, на игровой площадке и в школе, а не только на рабочем месте и вообще в общественной сфере.
Следовательно, социальная экология и феминизм логически переплетаются друг с другом и дополняют друг друга в процессе демистификации. Они разоблачили демонического инкуба, извращавшего любое продвижение «цивилизации» ядом иерархии и доминирования.
Поле деятельности, даже большее, чем предложенное ранними Новыми Левыми и контркультурой, было создано в середине 60-х и предлагало развитие разработок, образовательной деятельности и серьезной организации с целью «достучаться» до всех людей без исключения, а не только части популяции.
Этот проект мог быть подкреплен проблемами, «стригущими против шерсти» все традиционные классовые линии и статусные группы: искажением обширных естественных циклов, возрастающим загрязнением планеты, массовой урбанизацией и увеличением связанных с плохой экологией заболеваний. Стало появляться все больше людей, чувствующих себя глубоко вовлеченными в проблемы окружающей среды. Вопросы роста, выгоды, будущего планеты предполагали на своем собственном пути всеохватывающий, социально планетарный характер; это больше не были одиночные проблемы или классовые проблемы, но человеческие и экологические проблемы. То, что различные элиты и привилегированные классы еще
Конец 60-х и начало 70-х гг. образовали период, наполненный экстраординарными альтернативами. Революционный проект ушел в себя. Идеалы свободы, чьи нити были оборваны марксизмом, были вновь собраны и проведены по анархическим и утопическим линиям, чтобы охватить универсальные человеческие интересы — интересы общества как целого, а не национального государства, буржуазии или пролетариата как специфического социального феномена.
Достаточно ли было. Новых Левых и контркультуры, для того чтобы воспользоваться расширенным революционным проектом, открытым социальной экологией и феминизмом, для спасения от процесса разложения, последовавшего в 1968 г.? Могли ли радикальные мнения и энергия радикалов быть мобилизованы в масштабах и с интеллектуальностью, равных обширному революционному проекту, предложенному этими двумя направлениями?
Неопределенные требования демократии участия, социальной справедливости, разоружения и тому подобного должны были стать в перспективе последовательной программой. Они требовали направления, которое могло быть дано только более глубоким теоретическим пониманием, соответствующей программой и более четкими организационными формами, чем могли создать Новые Левые 60-х. Призыв Руда Дучке к «Длинному маршу через институты», обращенный к немецкой СДО (SDS) и оказавшийся немногим больше, чем призывом приспособиться к существующим институтам, не заботясь о создании новых, привел к потере тысяч в их недрах. Они вошли — и никогда не вышли.
Хаким Бей
МИЛЛЕНИУМ
Когда двое встречаются для трапезы или дуэли, появляется третий, третий лишний паразит, свидетель, пророк, беглец.
Пять лет назад все еще было возможно занять в мире позицию третьего. Отказаться от выбора, вывернуться, увильнуть, построить свое царство вне диалектики, даже целое подпространство отдохновения от борьбы. Исчезнуть — означало «проявить волю к власти».