Теперь есть только один мир, мир победителя, с его триумфом «конца Истории», конца невыносимой боли, причиняемой воображением, апофеоз кибернетического социал-дарвинизма. Деньги выступают от имени самой Природы и требуют для себя абсолютной свободы. Полностью превращенные в дух, освобожденные от телесной оболочки (проще говоря, от продукции), мгновенно обращающиеся в бесконечности гностической нумисферы далеко за пределами Земли, именно деньги, и только они одни, будут определять сознание. Двадцатый век закончился пять лет назад; наступил Миллениум. Где нет второго, нет оппозиции, там не может быть третьего с его позицией. Так что выбирать приходится: или мы признаем себя «последними людьми», или поймем, что мы в оппозиции. (Либо автомонотония, либо автономия.) Все позиции, предполагающие воздержание от конфликта, должны быть пересмотрены с новой точки зрения, основанной на новых стратегических данных. Короче, мы загнаны в угол. Пользуясь определениями идеологов прошлого, можно сказать, что мы снова находимся в «объективно предреволюционной» ситуации. Позади временные автономные зоны, мятежи... нужна революция, джихад.
Если в XX веке разменной монетой была энтропия, в веке XXI ее место занимает настоящий хаос. Буржуазные и антибуржуазные школы мысли предлагали картину единого мира, унифицированного благодаря научному сознанию, но в конце концов такой мир создадут деньги.
Деньги не мигрируют в пространстве. И если кочевник движется с места на место, деньги перемещаются от момента времени к другому его моменту, уничтожая пространство.
Деньги не ризома, а хаос, многомерный, неорганический, но репродуцирующийся (в ходе бесконечной регрессирующей бифуркации [35]
. Это половое размножение мертвого тела.«Капитал» в таком случае должен считаться «странным аттрактором»[36]
. Сама математика денег («вышедших из-под контроля») может быть рассмотрена на примере закрытых корпоративных сетей типаМир может взаимодействовать с хаосом, но вся подлинная сложность будет сведена к однообразию и расщеплена. Само сознание «есть часть представления». Живой опыт, требующий присутствия, будет отвергнут из простого опасения: как бы он не открыл нам глаза на мир по ту сторону электронного забора. Меня ожидает жизнь после жизни на экране монитора, в этих гностических звездных вратах, в бутылке джинна, уготовленной для моего развоплощенного духа. Бесконеч ность однообразия в бескрайних глубинах цифрового зиндана, безграничные возможности связи и безграничное одиночество, безмерная схожесть желаний и безмерное расстояние до их реализации...
Парадоксальное возрождение морали здесь начнется с руин ортодоксии. Однако на этот раз воздвигается жилище не более постоянное, чем черные палатки бедуинов ибн Халдуна. Рано или поздно джихад (т.е. борьба) приводит обратно (путем
Привлекать внимание при помощи террора не аморально. Это просто невозможно. Послание «терроризма» состоит в том, что здесь нет никакого «здесь»; только кибергностическая свалка истории, куча мучительной никчемности, ограниченная ответственность как космический принцип. Можно подумать, что морально (пусть даже в соответствии с «воображаемой моралью») насилие над идеями и институтами, но в языке не хватает слов для реализации такой формы насилия, которая неизбежно приводит к слепым атакам, даже к дефициту необходимого внимания. В любом случае все это даже не вопрос чьего-нибудь «духовного состояния». Просто схема восприятия автоматически перестраивается. Это не состояние, а «остановка» в терминологии суфиев. Таково наше видение