Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Орлиный взгляд Тесея, охватив грохочущие волны этого безымянного моря, на враждебные берега которого он прибыл, устремился вдаль. Перед его взором встал одинокий образ отца, в белом одеянии стоящего, будто изваяние, на акрополе города, отца, что долгие годы искал и, наконец найдя сына, был вынужден отправить его на смертельный бой. Что ожидает сына в этом страшном лабиринте? Сможет ли Тесей выйти живым после схватки с Минотавром? Соединит ли судьба его снова с родным краем, с отцом — царем Эгеем? Если посчастливится вернуться, сможет ли он, выпо́лняя наказ отца, поднять белый парус на мачте корабля?

— Слушай меня внимательно… — Заботливый голос Ариадны доносился откуда-то издалека, едва ли не со склонов горы Олимп…

Юноша в зеленой рубашке с ноутбуком, теперь, казалось, напрочь забыл про женщину и мужчину. Сидевшую поодаль, через несколько столиков, даму, которая вела беседу с явным, а может и тайным удовольствием, звали Назиля. Уже не очень молодую, но всеми своими жестами, манерой говорить отчаянно сопротивлявшуюся годам, ее все еще можно было назвать привлекательной. Несомненно, она была исключительно уверена в себе, но было видно и то, что эта привлекательность никак не соответствовала сидевшему напротив, попивавшему короткими глотками чай остроносому мужчине (его звали Салим) с рассеянным взглядом, приглаживавшему ладонью полностью поседевшие густые волосы, отводившему голову то в одну, то в другую сторону. Можно даже сказать, что, как ни скрывала этого Назиля, она сознавала, что демонстрируемая ею уверенность искусственна, на самом деле она была взволнована.

А Салим, казалось, мыслями пребывал совсем в иных краях.

— Куда ты дел свои усы? Хочешь казаться молодым?

— Может быть… Когда мы с тобой разошлись? Уже лет, наверное, семь или…

— Может быть, а может и не быть. — Когда Назиля произнесла эти нарочито равнодушные (снова искусственно!) слова, в ту же минуту озлилась на себя. Что, неужели больше не о чем спрашивать? Желая скрыть огорчение, она резко повела головой, рассыпав волосы по лицу, затем столь же резко откинула их назад.

— В то время и сбрил. — Салим окинул недолгим взглядом эту сидевшую напротив грустную женщину, с затаенной тоской (конечно же, с тоской!) старающуюся напомнить ушедшие дни, и, снова не торопясь, сделал глоток чая из стакана армуды, аккуратно поставил стакан на блюдце. Работающий за ноутбуком юноша так, словно вокруг никого не было, широко раскинув руки, с удовольствием потянулся.

— Каждый раз, когда вспоминала тебя, в первую очередь вспоминала твои усы. — Назиля осторожно хихикнула. А Салим только улыбнулся краешком губ. На кончике языка Салима вертелось: «Значит, ты вспоминала меня», но (проклятие дьяволу!) не спросил. Если на старых ранах образовались корки, сдирать их не только больно, но и вроде бы грешно.

Эти двое встретились сегодня в результате очень странного и поразительного происшествия. Но нет, удивительным было не сегодняшнее происшествие. Поразительным было то, что за семь лет после развода они ни разу не встретились — ни на улице, ни в какой-либо компании, вот это было самое удивительное.

Они были людьми одной профессии, учились вместе — со дня поступления до окончания учебы — на юридическом факультете. После замужества, на последнем курсе университета и до развода Назиля нигде не работала, но прочные знания, полученные в студенческие годы, и через пять лет, когда она впервые устроилась на службу, дали о себе знать. То, как эта молодая женщина умело отметала случайные версии, непосредственно вникала в суть проблемы и в то же время точно следовала требованиям закона, при этом смело учитывая и психологические факторы, по-хорошему удивляло ее профессиональных и куда более опытных коллег. Очень скоро в крутых коридорах очень серьезной организации — прокуратуры, решающей судьбы людей, она в обращении сотрудников превратилась из «милой, прелестной Назили» в «уважаемую Назилю».

…Для Назили и Салима было нелегко, даже нежелательно заново восстанавливать, еще раз вспоминать без учета отдельных деталей, мелочей всю линию их отношений. Но вне зависимости от них, по ходу беседы, по мере того как их взгляды скользили по глазам, волосам, рукам друг друга, эта эпопея оживала во всей своей реальности, словно восстанавливаясь раз за разом в атмосфере, в какой-то невидимой энергетической комбинации; рассеянные по различным гнездам памяти осколки обретали до боли знакомые контуры, и теперь будто некто, сидящий за спиной Салима и Назили, Назили и Салима, начинал по-настоящему выбирать и вспоминать те давно забытые события, происшествия, слышал те слова, фразы, обернутые в интонации того времени. Вновь вспоминались обиды, ссоры, колючие слова, реплики, вздор и нелепица. Точно надоедливые комары, никак не отстающие от человека.

Итак, Назиля полушутливо, полуигриво спросила:

— Ты недавно стал снова носить усы?

— С тех пор как наши пути разошлись… — Салим, сделав еще глоток чая, внимательно, в упор посмотрел в глаза Назили.