Антология современной азербайджанской литературы. Проза

…И это грубое, гортанное кукареканье петуха Зарбалы внесло в последнее время серьезный диссонанс в спокойную и внутренне богатую из-за любви к классической поэзии жизнь муллы Зейдуллы: вечерами по приглашению уважаемых людей он допоздна вел как священнослужитель поминальные церемонии не только в родном, но и в соседних селах, а по утрам из-за крика этого подлого петуха не высыпался досыта, весь день ходил сам не свой, и это по-настоящему нарушало его привычную повседневную жизнь и распорядок. Особенно досаждал ему петух в эти летние месяцы, когда в спальне бывало душно, отчего Хейранса стелила им постель на веранде. Это была традиция их более чем полувековой совместной жизни, но петух, казалось, кричал истошным криком не в соседнем дворе, а прямо над его ухом. И тогда мулла Зейдулла просыпался и больше не мог сомкнуть глаз.

Хейранса, как и сейчас, ненадолго просыпалась, а затем вновь погружалась в глубокий сон, а мулла Зейдулла, как ни старался, не мог уснуть, поднявшись с постели не под прекрасные трели птиц или рокот моря, а из-за неурочного петушиного кукареканья. Вместо того чтобы, как всегда, вспоминать мудрые высказывания прославленных мыслителей прошлого, чарующие строки поэтов Востока, он непроизвольно думал о том, что и в следующее утро проснется ни свет, ни заря от петушиного крика, и у него уже не было никакого желания, как прежде, еще до завтрака спустившись во двор, прохаживаясь среди деревьев и кустарников, рассуждать про себя о прекрасном. Нынче, сидя, перебирая четки на веранде, он ждал, когда проснется Хейранса и приготовит завтрак.

И, будто всего этого было недостаточно, отчего-то на ум муллы Зейдуллы приходили всяческие пессимистические мысли о бренности бытия, загробном мире, и то, что, благодаря этому презренному петуху, а он в этом был уверен, погружался поутру в столь тягостные размышления, еще больше портило ему кровь.

Был еще и другой момент: после утреннего крика петуха его уже не посещало вдохновение…

2

В течение нескольких месяцев петух Зарбалы обрел известность, прославился не только в своем селе, но и во всех окрестных селах. Благодаря петуху прославился и сам Зарбала, ибо иного повода у Зарбалы обрести известность, кроме как тот, что он являлся хозяином этого петуха, разумеется, не было.

Все цвета, оттенки радуги можно было найти в крылышках, в стоящем торчком оперении хвоста Кащея — петуха Зарбалы, и эти здоровые перья особенно сияли, переливались красками под лучами солнца. Петух так высоко нес свою длинную шею, словно был не птицей, а племянником самого Аллаха, глядел сверху вниз на все сущее, а темно-серый его клюв напоминал орлиный. У него были широкая грудка и крупные когти, словом, Кащей был не просто петухом, а восьмым чудом света.

Кто-то из сельчан однажды восторженно выпалил в адрес петуха:

— Ей-богу, это Кащей… Кащей! — и с тех пор петух Зарбалы навсегда стал прозываться Кащеем.

Одним из страстных поклонников Кащея был прибывший из Стамбула и работавший стоматологом в недавно открытой прибрежной зоне отдыха «Райский уголок» Фейзи-бек. Впервые увидев Кащея на арене, он спросил:

— Что есть Кащей? — и сельская молодежь, всегда старательно отвечающая на его вопросы, и на сей раз, пытаясь подстроиться под анатолийский диалект турецкого языка стоматолога, объяснила, что Кащей — сказочное существо из русских сказок, о нем снят отличный фильм. Русские прозвали его Кащеем Бессмертным, то есть не поддающимся смерти, так как сердце Кащея находится на острие иголки, игла — внутри яйца, яйцо — в животе утки, утка — в животе зайца, заяц — внутри сундука, а сундук висит на ветке могучего дуба, местонахождение этого здоровенного дуба знает только Кащей и охраняет его как зеницу ока.

Фейзи-бек остался доволен ответом, ему доставило удовольствие, что сердце Кащея хранится в столь надежном месте, ибо этот петух, прозванный Кащеем, на самом деле являлся каким-то мифическим существом, одолеть которого невозможно, и Фейзи-бек был на сто процентов уверен, что, окажись Кащей в Стамбуле, ни одному петуху из знаменитого района Таксим не сравниться с ним.

Дело в том, что петух Зарбалы, то есть Кащей, был героем номер один петушиных боев приморских сел этой части Апшерона, и на его бои с другими петухами собиралось столько народа, что страстный любитель петушиных боев мясник Мирза-ага как-то воскликнул:

— Эй, кореш, Зарбала, ты уж цени Кащея!.. Чтоб мне провалиться на этом месте, я за всю свою жизнь не видел, чтобы прибегало столько народу поглазеть на бой петухов!..

Служивший в советское время милиционером заика Сафар, разгонявший прежде сельскую публику, собиравшуюся на петушиные бои, не позволяя заключать на деньги пари, уводивший зрителей в милицейское отделение (впрочем, освобождая их после короткой профилактической беседы) и превратившийся после развала Советского Союза в полицейского, стал в одночасье ярым болельщиком петушиных боев, приняв позу умудренного жизнью человека, тоже подхватывал:

— Б… бра… тан говорит правду! Ты уж цени К… К… Кащея!..