Антология современной азербайджанской литературы. Проза

В будние, обычные ночи дядя Ибад, сидя в будке, попивал чай из термоса, сторожил базар, живя мечтами о грядущем субботнем дне. Порой эти мечты возносили его на своих крыльях в будущее, и тогда, пребывая в плену этих грез, он мысленно монополизировал на арене боев всю торговлю, ставил чуть поодаль от нее, в тени ветвистого, старого миндалевого дерева павильон, похожий на аккуратный павильон мясника Мирзааги, и, наняв продавца с безупречной репутацией, брал на себя всю торговлю семечками, кукурузой, мороженым. Там же можно было со временем жарить и продавать горячие кутабы, даже шашлык, ведь теперь не советское время, чтобы над тобой грозно нависал милиционер Сафар, требуя свернуть торговлю, призывая к порядку, проводя профилактические беседы, и тут в мир мечтаний дяди Ибада проникал запах шашлыка, словно пробуждал его, будто неведомый внутренний голос говорил: хватит, мол, Ибад, лишняя жадность — возможные потери, но проходило какое-то время, непроизвольно, независимо от себя, он вновь мог обернуться, лишь глубже погружался в мир этих прекрасных грез, на сей раз уже собирая дань с болельщиков из соседних сел, ставящих свои машины поодаль от миндалевого дерева.

И в тот незабываемый субботний день, ближе к вечеру, дядя Ибад, сказав: «Храни аллах!», вышел из дому и, оказавшись на арене будущих боев, как всегда старательно утрамбовал и побрызгал на площадку воду, чтобы, когда станут биться петухи, не поднималась пыль.

Понемногу народ стал собираться.

Первыми, как всегда, подошли подростки — продавцы семечек, кукурузы, мороженого, они часто глядели в сторону зон отдыха, ибо именно отдыхающие в основном были их клиентами.

Туристы из стран Европы, Японии, мужчины и женщины, многие в коротких шортах, их дети шумели, кричали на разных языках, следя за петушиными боями, но самым их любимым бойцом, за которого они болели чаще всего, был петух Кащей. Кащея они фотографировали столь много, что, наверное, ни один петух, ни одно животное, даже ни одна голливудская дива на свете не удостаивались подобной чести.

Туристы приезжали в зоны отдыха на берегу Апшерона отдохнуть, поплавать в море, позагорать на песчаных пляжах. Через неделю, дней десять они уезжали, на их место прибывали новые, но любовь к Кащею, восхищение им вне зависимости от срока пребывания всегда оставались с туристами, и не было никакого сомнения, что Кащей обретал свое незабываемое место в апшеронских воспоминаниях туристов.

Сельские подростки в те субботние дни приходили поглазеть на петушиные бои с особым интересом, и основной причиной этого был, конечно же, Кащей, а также оголенные ножки женщин-туристок и проглядывающие под прозрачными кофточками груди без лифчиков. Но Кащей проявлял на поле боя такую отвагу, что деревенские подростки на время забывали про оголенные ножки и колышущиеся под тонкими кофтами груди болельщиц, подпрыгивающих от восхищения.

По мере того как собирались зрители, начинали прибывать и бойцовские петухи. Хозяева приносили их в картонных коробках из-под сигарет, водки, макарон, творога — кому что подвернулось под руку. Придя, выпускали петухов из коробок на землю, и хорошо знавшие свои обязанности эти профессиональные бойцы гордо, не обращая внимания на будущих соперников, прохаживались меж ног зрителей, каждый ожидая своей очереди.

Как правило, по просьбе хозяев других петухов бой Кащея откладывался напоследок, так как после схватки, проведенной Кащеем, число зрителей убывало, и на сей раз поначалу стали биться не столь популярные петухи. Как только их выпускали на арену, окруженную зрителями, они бросались друг на друга, одновременно наносили удары, один из петухов падал на бок, затем, быстро поднявшись, снова бросался на соперника. Ослабевший, не выдерживающий этих ударов, побежденный петух сбегал с арены, стремительно проскальзывая меж ног зрителей, скрывался из глаз. Случалось, что у побежденного петуха не было даже сил, чтобы подняться, и в это время в дело вступал хозяин петуха-победителя, он мгновенно хватал свою птицу, не давая ей добить побежденного.

В тот субботний день, когда, наконец, очередь дошла до Кащея, вступивший на арену петух по обыкновению высоко вытянул шею, сильно хлопая крыльями, и, как всегда в подобных ситуациях, хрипло и явно устрашающе гогоча, совершил круг по арене. Совершать такое кружение Кащея никто, в том числе Зарбала, не учил, эту увертюру, что приводила в восторг зрителей и была причиной приветственных криков и возгласов, Кащей придумал по собственному наитию.

Нынешний соперник Кащея, пятнистый, будто курица, петух не казался особенно крупным, но его глаза, казалось, были полны гнева и ненависти ко всему на свете. Кащей видал немало подобных и более крупных петухов, и зрители не раз были свидетелями, как эти уверенные в себе, наводящие страх петухи, не совладав с Кащеем, бежали, спасаясь от него.