Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Дядя Ибад собрал деньги у заключающих пари — большинство и на сей раз ставило на Кащея — и после этого начался бой: Кащей и пятнистый петух, что стояли напротив друг друга, на противоположных концах арены, бросились друг на друга.

Зарбала, по обыкновению, сидел на корточках в верхней части площадки и, покуривая сигарету, как всегда наблюдал за удачными приемами Кащея. И, разумеется, болельщики Кащея и помыслить не могли, о чем думал Зарбала, глядя на бьющихся птиц, да и сам Зарбала не мог понять, отчего вдруг в его голову пришли подобные странные мысли. Правда, Зарбала продолжал глядеть на петухов, вышедших на смертный бой, но в эти же мгновения внезапно перед глазами Зарбалы предстало лицо Гюльбалы, и в его, то есть Зарбалы, голове пронеслась мысль, что петушиные бои — дело прекрасное, но, во всяком случае, в них есть нечто жестокое. Что с того, что это петухи, ведь проливается кровь, и что в тех импортных, высококачественных продуктах, что приобретаются для Гюльбалы, есть нечто несоответствующее, не сопрягающееся с чистотой Гюльбалы, и, может, то, что Гюльбала — ребенок болезненный, связано именно с этим.

Как правило, через пять-шесть, от силы минут десять после того как Кащей вступал в бой, соперничающий петух, гребень, борода, перья которого уже были в крови, а то и выбит глаз, сбегал с арены. Или, когда у того уже не было сил бежать, Зарбала, схватив за крылья совершенно осатаневшего Кащея, с трудом отрывал его от соперника, брал под мышку и, когда тот немного успокаивался, снова опускал на опустевшую площадку, и Кащей, высоко вытянув шею, совершал победный круг по арене. Но на сей раз, быть может, из-за странных мыслей, пришедших в голову Зарбалы, Кащей никак не мог справиться с пятнистым петухом. А время тем не менее шло.

Охрипшие от грозного клекота, Кащей и пятнистый петух в поту и крови бросались друг на друга, наносили удары жесткими и острыми клювами, оба пускали в дело когти, затем отступали назад, и, каждый раз словно заново обретя силы, с тем же гневом и яростью бросались друг на друга.

От мыслей, ненароком пришедших в голову Зарбалы, не осталось и следа, всего его охватило чувство недоумения и тревоги. Привыкшие к всегдашним стремительным победам Кащея и как прежде ожидавшие его триумфа, зрители, оценив неожиданную доблесть Пятнистого, с еще большей страстью наблюдали за наскоками петухов друг на друга, а временами даже восклицали: «Молодец!», приветствуя стойкость соперника Кащея.

Когда прошло минут пятнадцать взаимных и яростных атак, хозяин Пятнистого, приподняв козырек фуражки, вытер рукой вспотевший от жары и волнения лоб, сказав: «Время воды!», взял в охапку своего петуха. Зарбала, в свою очередь бросившись вперед, тоже схватил Кащея.

И Зарбала, и хозяин Пятнистого, опустившись на корточки по обе стороны арены, стали поглаживать гребени и грудки своих птиц. Оба петуха дышали, почти задыхались, поворачивая то в одну, то в другую стороны головы с побитыми, окровавленными гребнями и бородой, оглядывая окружающих вспученными от гнева глазками. Зарбала ощущал в ладони биение сердца Кащея.

Дядюшка Ибад торопливо передал Зарбале и хозяину пятнистого петуха две большие, наполненные прохладной водой металлические кружки, и Зарбала, взяв у него кружку, набрав в рот как можно больше воды, прыснул ее на головку Кащея. Он проделал это несколько раз, затем, почувствовав, что сердечко Кащея понемногу успокаивается, отложил в сторону кружку, стал обтирать петуха вытащенным из кармана платком.

Хозяин Пятнистого петуха, точно так же опрыскав водой своего питомца, обматывал птицу платком и в растерянности поглядывал в сторону Кащея.

Петухов снова выпустили на арену, и именно тогда произошло то самое историческое событие в истории петушиных боев на Апшероне.

Главным приемом Кащея было то, что он поначалу стремительно кружил по арене, затем внезапно бросался на соперника, обхватывая его когтями, заставляя жаться к земле, наносил клювом сильные удары по гребешку, шее, груди. И когда несчастный соперник наконец умудрялся выпростать голову из-под крыльев Кащея, то со скоростью ракеты, часто с выбитым глазом, окровавленной бородой, сбегал с арены.

Но на сей раз внезапно случилось совсем другое: Пятнистый еще в воздухе обхватил когтями гневно бросившегося на него Кащея, мгновенно прижал его к земле, стал разрывать клювом шею, грудку Кащея.

Очнувшись от гипноза этой ужасающей картины, зрители в один голос вскричали:

— Эй, братаны, он же убивает Кащея!

— Держите его, он добивает его!..

— Ну что, разве вы ничего не видите, держите!..

Хозяин пятнистого петуха, вскочив, схватил своего петуха за крылья, поднял его вверх, несколько мгновений голова Кащея, зажатая клювом соперника, висела в воздухе. Наконец освободившись от тисков Пятнистого, Кащей шлепнулся о землю и со страшным криком о помощи, так не соответствующим его славе, сбежал с площадки и, извиваясь, проскользнув между ног зрителей, скрылся где-то в стороне миндалевого дерева.