Антология современной финской драматургии (сборник)

ПЕТТЕРИ. Ну да… Пастор говорил красиво и очень правильно о сильных сторонах Кари… моего отца. О его оптимизме и доброжелательном характере, о том, что… «не всё сразу, а шаг за шагом». Это было его… как бы это… Можно сказать, что сегодня он в последний раз стал главным героем. У него это очень тонко получалось, незаметно, как бы со стороны, он как-то воздействовал на всех и вся… теперь его роль сыграна, если только кто-то ее не подхватит… Мне сорок лет, и я временно исполняю обязанности графического дизайнера в районном подразделении областного управления, отец и муж, и мы… хотя это и так заметно… прости меня, Ирис, что я так… все же отец был очень светлым человеком. В общем, нам будет его не хватать.

ДЖИМИ. Это правда. Вашего отца очень любили. Очень. Покупатели любили и спрашивали – и до сих пор спрашивают. И я от лица всей нашей фирмы хочу сказать, что Кари Куккиа был действительно, действительно, как бы это сказать… но ты вот правильно сказал. Вот.

ПЕТТЕРИ. Торт можно взять с собой, если хотите. На кухне, думаю, можно найти коробки. И бутерброды тоже. (Анни поднимается, чтобы взять.)

ДЖИМИ. Они дольше хранятся. Торт другое дело. Посложнее будет.

АННИ. Мы же образованные люди. Очень, очень образованные. Thank you. (Уходит.)

ПЕТТЕРИ. Ешьте, ешьте. Не стоит спешить. Муха тут еще… простите. (Не справившись с чувствами, заливается смехом, но всеми силами пытается его сдержать.) Бутербродов еще много. Ирис?

ИРИС. Все уладится, Петтери. Мы справимся. Стоит попробовать все виды. Райса, слышишь?

РАЙСА. Мне плохо чего-то.

ИРИС. Окей.

РАЙСА. Посвящается дедушке… потому что… Потому что он не грузил. Вот. (Ставит на пианино свечу, играет и поет композицию Dream группы Aerosmith, уходит.)

КАЛЕВИ (все время сидел тихо и печально, неожиданно начинает говорить, Петтери при этом уходит). Ведь может, можно было бы еще его спасти, если бы кто-нибудь был рядом, если бы я был трезвый. А то ведь именно в тот день, что уж тут лукавить, такой вот алкоголик. Не думаю, что это для кого-то сюрприз. (Джими уходит.) И надо же было удариться в запой именно тогда. Именно в тот день. И именно в этот день случился инфаркт. Если бы я был на месте, если бы кто-нибудь был, то кто знает, может, Кари все еще был бы жив. Такое одно большое «если бы». И никуда от этих мыслей не денешься, даже если врач сказал, что мгновенно и без страданий и что ничего нельзя было сделать, ничего. А вот с такой мыслью придется тебе, Калеви Муха, жить до конца своих дней, и никогда больше не встретить тебе такого постояльца. (Плачет безутешно, сморкается в салфетки.) В этом я уверен на все сто. Хоть и квартира хорошая, и транспорт ходит. Но хотел вот при всех, чтобы все слышали, так что. Спасибо. Больше мне нечего сказать. Останется только большое «если бы». Одно большое «если бы».

Ирис задувает свечи и уходит. Переход к эпилогу может происходить во время этого монолога, так что в следующей сцене, в бывшей квартире Кари, сидит помимо остальных также задумчиво-серьезный Калеви.

Эпилог

Квартира Кари.

Петтери и Райса собирают вещи Кари, бо́льшую часть складывают в черные мусорные мешки. Неожиданно находят браслет, собранный из крупных жемчужин. Петтери знает его историю: Кари купил его в подарок Пауле, когда узнал, что она ждет ребенка – Петтери.

РАЙСА. А куда мы денем дедушкины вещи?

ПЕТТЕРИ. Не знаю. Наверное, к нам, а потом раздадим.

РАЙСА. На самом деле ничего не исчезает. Ты знаешь об этом?

ПЕТТЕРИ. В смысле?

РАЙСА. Закон неисчезновения вещества. Ничто не исчезает и не рождается. Просто меняет форму. И что выкидывание вещей – это только их перемещение из одного места в другое. Что ничего не может исчезнуть. На самом-то деле. Даже при сжигании ничего не исчезает. (Одновременно Петтери вручает в руки Калеви картину, с которой тот уходит.)

ПЕТТЕРИ. А. Ну да.

РАЙСА. Как ты думаешь, мама к нам еще вернется?

ПЕТТЕРИ. Не знаю.

РАЙСА. Но ты надеешься?

ПЕТТЕРИ. Не знаю. А ты?

РАЙСА. Да.

ПЕТТЕРИ. Ну да. Конечно.

РАЙСА. А что это за браслет? Ужасная штуковина.

ПЕТТЕРИ. Это мамин.

РАЙСА. Что?

ПЕТТЕРИ. Моей мамы, Паулы.

РАЙСА. Она никогда его не носила. Ну, я бы тоже не стала. Страшненький.