Антология современной французской драматургии. Том II

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Я спросил, можно ли потанцевать, почему бы нам не потанцевать, медленно и тихонько, вокруг него. Можно было бы поставить музыку и потанцевать.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Мне бы это понравилось.

ЕЛЕНА. Я подумала, что потом буду вспоминать об этой сцене как о конце нашей молодости.

И с этого момента, отныне я стану старой, постарею, его смерть, а потом, мы не можем делать вид, что этого не знаем, а потом и смерть Луи, смерть остальных меня состарит, заставит постареть.

Мы все собрались в ожидании, и я думала, что моя жизнь никогда больше не изменится, что отныне она сделается не чем иным, как логическим продолжением уже прожитого, не будет больше никаких потрясений, ничто не поразит меня больше, что все кончено, черта подведена, а грядущие долгие годы уже ничего не изменят, ничем не будут отличаться от этого вот полуденного ожидания, и здесь можно было бы и остановиться. Я могла бы остановиться здесь, остаться в кругу незначительных событий по соседству.

ВОИН, ВСЕ ВОИНЫ. Он снимает. Если мы не будем дергаться, не будет проблем с резкостью.

ЮНОША, ВСЕ ЮНОШИ. Немного смеялись, но никто не решился пригласить кого-то из посторонних. В любом случае, музыки у нас не было.

ЕЛЕНА. Было ощущение, что мы получили от жизни две-три важные вещи. Что я уже прожила историю своей любви и теперь другие любовные истории, даже если они и возникнут, будут лишь повторением пройденного. Что я пережила траур и повстречалась со смертью и теперь другой траур или другие встречи со смертью, если они случатся, останутся лишь новым трауром и новыми встречами со смертью.

И еще я думала обо всем этом как о конце нашей молодости и что если я чего до сей минуты не испытала, то уже не испытаю теперь никогда. И если я чего не испытала в жизни до сих пор, то едва ли испытаю теперь: окажется либо слишком поздно, либо вообще невозможно.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Я возьму цветы. Ты не хочешь, чтобы я их взял? А то потом тебе некуда будет их деть.

(…)

МАТЬ. По воскресеньям.

АНТУАН. Нет.

МАТЬ. Я ничего не сказала Теперь моя очередь. Я рассказывала Катрин, я расскажу этому мальчику, другу Луи, расскажу Катрин, она ничего не знает о жизни, о прежней, о тех временах, когда Луи был мальчиком, когда был жив отец, о том, что было раньше.

АНТУАН. Да она наизусть все это знает.

КАТРИН. Дай ей сказать, ты никому не даешь сказать. Пусть она расскажет.

МАТЬ. Он не любит.

Мы работали, отец их работал, я сама работала, а по воскресеньям — я расскажу, а ты, не хочешь — не слушай — по воскресеньям, потому что в будни вечера короткие, надо рано ложиться, чтобы рано встать, воскресенье — совсем другое дело, по воскресеньям мы ходили гулять.

КАТРИН. Куда ты? Что ты делаешь?

АНТУАН. Никуда, никуда я не иду, куда я могу пойти? Я не двигаюсь с места, я слушаю. Я здесь.

По воскресеньям, ты начала говорить «по воскресеньям…».

ЛУИ. Останься с нами, зачем уходить? Это нехорошо.

МАТЬ. Я ведь говорила:

ты его не знаешь, тот же скверный характер, ограниченный человек, больше ничего, с самого детства! Ему это доставляет удовольствие. Вот он во всей своей красе.

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. По воскресеньям.

МАТЬ. Я уже рассказываю.

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. По воскресеньям мы ходили гулять. Ни одного не пропускали, это было вроде ритуала, как я говорил, ритуал своего рода, привычка.

Мы ходили гулять, пропустить прогулку было невозможно.

СЮЗАННА. Это старая история,

когда я была совсем маленькой и даже когда меня еще не было на свете.

МАТЬ. Итак, мы садились в машину, сейчас уже нет, тогда мы садились в машину, особенно богатыми мы не были, нет, но машина у нас была, и я совершенно не могу себе представить вашего отца без машины.

Еще до того, как мы поженились, до свадьбы еще, я видела его в машине, как он проезжал мимо, а я смотрела вслед.

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. У меня была машина, одна из первых в этом краю, машина старая и страшная, грохотала ужасно, но все же машина, пришлось много поработать, чтобы ее купить, и она была моя, мне принадлежала.

МАТЬ. Он так ею гордился.

АНТУАН. Мы верим на слово.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Я сяду рядом с тобой. Можно мне здесь сесть?

ЛУИ. Да, я как раз думал о тебе.

ЛЮБОВНИК, УЖЕ УМЕРШИЙ. Я слушаю, весь внимание.

ЛУИ (Закадычному). Ты куда?

ЗАКАДЫЧНЫЙ. Никуда, я никуда не иду, сижу и слушаю. Я здесь.

КАТРИН. Останься с нами, куда тебе идти? Это нехорошо.

МАТЬ. Позднее, через какое-то время — они не помнят, не могут этого помнить, они были совсем малышки — позднее мы поменяли машину, машина у нас была длинная, нет, скорее удлиненная, обтекаемая и черная…

ОТЕЦ, УЖЕ УМЕРШИЙ. «Пежо» двести третий.