Антология современной уральской прозы

— Я, дети, сама смеялась, грешная, когда читала письмо Капы: «Пишу тебе с вокзала. Народу много. Бога нет...» Вы думаете: повсюду мы искали Высшую Истину, в том числе — на вокзалах? Увы, мы же безбожниками росли и на вокзалах искали эту, как её, романтику. «Народу много. Бога нет» означало примерно то же, что «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Быть несерьёзными нам казалось важнее, чем поиск Истины...

(Н. Г. 1992 г.)

«Все мужчины подлецы, кроме Игоря!»

(Поговорки 1968 г.)

— Ты мне налей, налей ещё, и я всё скажу!.. Налил! От души оторвал? Душа у тебя бесконечная? Бесконечненький ты наш!.. Эх, сегодня видела во сне: ко мне на день рождения Бродский прилетел. Не Процкий, бля, а Бродский!..

(Грёзка — Бобу, 1992 г.)

«68-й год. Наши танки уже в Чехословакии!» — любимая присказка Царёва. «Так, это уже 68-й год, Гринблат меня бросила — я жухну, чахну, вяну, хлорофилл иссякает (всё это произносится бурно!), а наши танки уже в Чехословакии».

(Из дневника Дунечки)

— Слыхали? Крючок передачи получает! Другие ГКЧПисты — тоже! А мы, когда находились под следствием в 69-м, твёрдо знали: пока не закончится — никаких передач!..

(Рома Ведунов, 1991 г.)

— В КГБ никак не могли вычислить состав клея, на котором держались листовки про события в Чехословакии. А это было малиновое варенье — Игорь от тёти привёз, из Голованова...

(Капа, 1969 г.)

— Сколько лет? Десять? Я ещё вздрагивала, когда в письмах видела фразу: «Наварили малинового варенья». Для всех малиновое варенье — цвет берета пушкинской Татьяны, а для меня — клей для листовок...

(Н. Г., 1992 г.)

— Какие тонкие люди живут в Перми!

(Л. Костюков, москвич)

— Странные вы, ребята! Столько лет: КГБ да КГБ... А это не самое страшное. Вот когда за тобой никто не следит, не интересуется... тут взвоешь! Хоть что твори. Раньше мною хоть милиция интересовалась — работать заставляли, то-сё, а сейчас, как началась перестройка... никто не спрашивает... Бывало, выйдешь на обочину дороги, предложишь своё бренное тело кому-нибудь — и разговор на всю ночь обеспечен. Русский такой, по душам... А сейчас все СПИДа боятся. Я тут к Бобу зашла в контору — они обсуждают, куда вложить свои капиталы, бля! В портвейн, говорю, как наиболее короткий способ перекачки физического в духовное...

— Грёзка, ты так шутишь, что дети могут подумать... чёрт знает что...

— Не бей меня стулом по голове! Я буду лежать в могиле, и ты пожалеешь, что слишком часто била меня стулом по голове! И ведь в последние годы я уже долго не приходила в себя после этого, обмирала, а ты продолжала — нет бросить бы это дело!..

(Ну вот что с нею делать? Бесполезно просить не шутить при детях — гораздее все шутки становятся...)

(Пьяные разговоры 1992 г.)

— Арбузники замедляют ход работы, потому что туалет слишком далеко!

(Игорь, редактор стенгазеты)

«Ни одно ископаемое животное не может быть несчастно в любви.

Устрица может быть несчастна в любви.

Устрица — не ископаемое животное.»

(Л. Кэрролл.)

«Надо ли записывать, почему мы выпускали стенгазету в резиновых перчатках? Вот у Бунина весь пол усыпан мёртвыми золотыми пчёлами, и ничего не разжёвывается. Но Капа писала курсовую — нас замучила вопросами: почему пчёлы? Так и получится, почему резиновые перчатки в 68-м году? Да потому, что наша деканша дойдёт до отпечатков пальцев, то есть до снятия оных с газеты...»

(Из дневника Дунечки, 1968 г.)

— Идём мы по Карла Маркса. Весна. Солнце светит изо всех сил. Яблони цветут тоже изо всех сил. И это розовое биополе группы нас окружает, марево такое. Вдруг Боб решил сорвать одну цветущую ветку! И сразу со всех яблонь все цветы осыпались, как снег. И розовое биополе клочками-клочками... порвалось всё... И ветер разгоняется, насколько хочет. Продувает...

(Сон Н. Г., 1992 г.)

— Она его любила?.. Создатель! Она любила мысль свою, что лучше неё он никого не найдёт! А Боб? Искал он, как все Дон Жуаны, свою эту, как её, донну Анну! Но в то же время боялся найти — с донной Анной кто приходит? Командор, бля... Расплата...

(Грёзка, 1992 г.)

— Когда было собрание коммунистов, деканша стояла в дверях аудитории: «Какое счастье — культ разоблачён, Сталин развенчан, и наконец-то мы можем быть самими собой. Но... мы ещё не знаем, какими самими собой нам можно быть», и она совала свой пульс (рука в руку) доцентам мужского пола.

(Борис Борисыч, 1968 г.)

— Такие фразы надо писать струёй мочи на снегу!

(Царёв, 1968 г.)

— Мы со студенческого неба смеялись над ними: они не знают, какими собой можно быть!Мы-то знали, какими нам быть, — сложными, всё эпатировать...

(Н. Г., 1992 г.)