Антология средневековой мысли. Том 1

Ученик. Не вижу, как бы мог я это отрицать.

Учитель. Скажи еще, как одолевает правильная воля и как одолевается (superatur)?

Ученик. Стойкое желание этой правильности значит для нее «победить»; желание же того, что не следует, — «потерпеть поражение».

Учитель. Я думаю, что искушение может отвлечь правильную волю от этой правильности или притянуть ее к тому, что не следует, только по ее желанию: так что она одного не хочет, а другого хочет.

Ученик. И в этом я не вижу заблуждения ни с какой точки зрения.

Учитель. Тогда кто может утверждать, что воля несвободна для сохранения правильности и несвободна от искушения и грез, если никакое искушение не может ее иначе как по ее желанию отвратить от правильности ко греху, т. е. к желанию того, что не следует? Ведь когда она побеждается, не чужой побеждается силой, но своей.

Ученик. Это доказывается сказанным тобою.

Учитель. Разве ты не видишь, что из этого следует, что никакое искушение не может победить правильную волю? Ведь если может, то имеет силу (potestatem) победить и своей силой побеждает; но этого не может быть, потому что воля побеждается не иначе как своей собственной силой. Оттого искушение никак не может победить правильную волю; и когда говорится такое, говорится не в собственном смысле (improprie). Ибо подразумевается при этом не что иное, как то, что воля может подчиниться искушению; как, наоборот, когда говорится, что слабый может быть побежден сильным, говорится, что «может» относительно не его собственной возможности, а чужой; потому подразумевается, что сильный имеет силу (potestatem) победить слабого[222].

Глава VI. Каким образом наша воля сильна против искушений, хотя кажется бессильной

Ученик. Поистине, ты так подчиняешь нашей воле все посягательства и не позволяешь никакому искушению овладеть ею, что ни в чем я не могу возразить твоим утверждениям; однако не могу не заметить, что в этой самой воле есть некое бессилие (impotentiam), которое почти все мы испытываем, когда нас одолевает сила искушения. Поэтому пока ты не покажешь, что есть согласие между той силой, которую ты доказываешь, и этим бессилием, которое мы ощущаем, не сможет мой дух прийти к спокойствию насчет этого вопроса.

Учитель. Как ты думаешь, в чем заключается это бессилие воли, о котором ты говоришь?

Ученик. В том, что она не может быть стойко приверженной праведности.

Учитель. Если по причине бессилия она не привержена праведности, значит, отвращается от нее чужой силой.

Ученик. Согласен.

Учитель. Что это за сила?

Ученик. Сила искушения (vis tentationis).

Учитель. Эта сила не отвращает ее от правильности, если сама не хочет того, что ей внушает искушение.

Ученик. Это так. Но само искушение своей силой принуждает ее хотеть того, что оно ей внушает.

Учитель. Как принуждает ее хотеть? Так ли, что она правда, может не хотеть, но не без сильного сожаления или так, что ни в коей мере не может не хотеть?

Ученик. Конечно, должен признать, иной раз так давят на нас искушения, что без затруднения (sine difficultate) нет сил не хотеть того, что они внушают; однако не могу сказать, чтобы когда-то они так нас придавили, что мы уж никак не могли не хотеть того, что они велят.

Учитель. Вряд ли можно было бы так сказать. Ведь если человек хочет обмануть для того, чтобы не подвергнуться смерти и на какое-то время сохранить жизнь, кто скажет, что для него невозможно хотеть не обманывать ради того, чтобы избежать вечной смерти и достичь вечной жизни? Потому уже ты не должен сомневаться в том, что эта, о которой ты говоришь, неспособность нашей воли сохранить правильность, (проявляющаяся), когда мы поддаемся искушениям, происходит не от неспособности, но из-за затруднения. Ведь мы часто говорим, что мы чего-то не можем, не потому что это для нас невозможно, но потому что мы не можем этого без затруднения. Но это затруднение не уничтожает свободы воли, ибо на волю можно посягать вопреки ее желанию, но нельзя против воли победить ее. Итак, я думаю, теперь ты можешь видеть, как согласуются сила воли (potentia voluntatis), которую утверждает рассуждение, основывающееся на истине (ratio veritatis), и бессилие, которое мы в себе по-человечески чувствуем (quam humanitas nostra sentit). Ведь как затруднение никогда не уничтожает свободу воли, так и это бессилие — о котором мы только потому говорим, что оно присуще воле, что воля не может удержать своей правильности без затруднения, — тоже не уничтожает у этой воли способности устоять в правильности.

Глава VII. Каким образом воля сильнее, чем искушение, даже и тогда, когда им побеждается