также, что двуосмысленно предицируются многие слова, которые не имеют эквивокации, например, «это сильное», которое есть имя Сократа, сказывается о нем двуосмысленно или исходя из способностей, или из-за того, что он обладает сильной душой, и, однако, хотя оно очерчивается (determinare) различными определениями, оно относительно самого себя не обладает эквивокацией, так как это не общее [имя]. Подобным образом двуосмысленно оно сказывается о самом Сократе, что он субъект сообразно значению и субъект сообразно основанию, и, однако, относительно самого себя оно не обладает эквивокацией, потому что оно — не общее [имя]. Ведь общее может быть только множеством. Из чего ясно, что имя Сократа принимается для обозначения только одного, так как оно не общее и не сказывается ни эквивокально, ни унивокально.
Например, живое существо — это человек.
[Аристотель] приводит пример двуосмысленного по поводу человека истинного и нарисованного, которые эквивокально имеют вот это имя: животное; например, человек, то есть, говорит, истинный [человек], и то, что нарисовано, — это называется животным.
Ведь у них.
Приводя пример, он будто говорил: я тем самым дал хороший пример эквивокального, так как ясно, что это эквивокальное. По делу. То, что эквивокальное присутствует в этом вот имени «животное», он открывает через определение эквивокального, ясно говоря, что оно имеет это вот общее имя, которое есть «животное» и соответственно не одно и то же определение.
Ведь если кто
[448]. Ясно, что [речь идет] не об одном и том же, а о разных [определениях]. Что он и доказывает результатом, ибо им, конечно же, приписываются (assignare) разные определения. И это же значит: если кто-либо укажет, то есть покажет (demonstro), что именно есть каждый из них, и истинный человек, и нарисованный, потому что они — «животные», то он даст каждому собственную дефиницию, говоря, например, что истинный человек — это чувственная одушевленная субстанция, а нарисованный — подобие чувственной одушевленной субстанции.