Антология средневековой мысли. Том 1

7. Но те, кто читает безрассудно, принимая одно за другое, часто обманываются многообразными неясностями и двусмысленностями (ambiguitas), а в некоторых местах ничего не находят, или они рассматривают их неверно. Таким образом нечто неясно выраженное наводит густейший туман. Не сомневаюсь, что в этом — высшее попечение ради обуздания гордыни трудом и отвлечением от брезгливости интеллекта, для которого по большей части теряет цену то, что легко открыть. Как, спрашиваю, насчет того, что кто-то может [просто] сказать, что святы и совершенны те люди, чья жизнь и моральная принадлежность к христианской церкви отвращает от каких бы то ни было суеверий тех, кто к ней приходит, и делает их членами ее тела (incorporo) благодаря подражанию добрым [делам], люди, которые как добрые верующие и истинные рабы Божьи, сложившие с себя заботы мирские, пришли к святой купели Крещения и затем, возвышенные приятием Св. Духа, дают плод двойной любви — к Богу и к ближнему? Это, следовательно, есть вот что: если бы кто-нибудь такое сказал [некоему] слушателю, это ему понравилось бы менее, чем если бы он использовал в том же смысле то место из Песни песней, где о Церкви, похваляемой, как некая прекрасная жена, сказано: «зубы твои, как стадо выстриженных [овец], выходящих из купальни, из которых у каждой пара [ягнят], и бесплодной нет между ними» (Песн. П. 4, 2)? Разве человек при этом узнает иное, чем если бы услышал то же самое, [но] выраженное самыми плоскими словами, не прибегая к подобию? И, однако, не знаю почему, а мне взирать на святых приятнее, когда я вижу, что они, как зубы Церкви, отделяют людей от заблуждений, и, смягчивши жестокость, преобразуют (transfero) в ее тело, как вкушенную пережеванную пищу. Я также с наибольшим удовольствием признаю «выстриженных овец», сбросивших с себя заботы света, как овечью шерсть, «выходящих из купальни», то есть после крещения, чтобы всем создавать «пары», то есть две заповеди любви; и я вижу, что «бесплодной нет» от того святого плода.

8. Но почему мне это гораздо приятнее, чем если бы ни одного такого подобия не было бы заимствовано из божественных книг, хотя и вещь одна и та же, и одно и то же знание о ней? Трудно сказать, и это другой вопрос. Теперь, однако, никто не сомневается ни в том, что кое-что охотнее познается через подобия, ни в том, что гораздо приятнее обнаружить искомое, сопряженное с некоторою трудностью. Ибо, кто вовсе не находит того, что ищет, — тот томится голодом; а кто не ищет, потому что живет на всем готовом, тот часто вянет от пресыщения. В обоих случаях надо опасаться бездействия. Следовательно, Святой Дух достойно и благотворно модифицировал Священное Писание таким образом, чтобы оно с помощью более ясных мест утоляло [душевный] голод, а с помощью более темных истребляло небрежение. Ибо из этих неясностей не выкапывается почти ничего из того, что не открылось бы как выраженное самым ясным образом в другом месте.

Глава VII. Поступательное движение к мудрости: первая ступень — страх, вторая — благочестие, третья — знание, четвертая — отвага, пятая ступень — совет, шестая — очищение сердца, седьмая ступень или цель — мудрость

9. Прежде всего, следовательно, нужно обернуться страхом Божиим для познания Его воли, [предписывающей], что мы должны желать и от чего удаляться (Пс. 11, 2)[56]. Этот страх необходимо возбуждает мысль о нашей смертности и о будущей смерти и как бы пригвождает к крестному древу всякое возбуждение гордыни, приколачивая [пашу] плоть. Затем нужно сделаться кроткими посредством благочестия и не прекословить Божественному писанию, [независимо от того], понятно оно, когда язвит некие наши пороки, или не понятно, как будто мы можем лучше разуметь и лучше наставлять. Скорее нужно думать и верить в то, что лучше и истиннее написанное в нем, даже если оно неясно, чем в то, что мы можем стать мудрыми лишь благодаря самим себе.